В тусклом свете нескольких масляных лампадок Леонид увидел человек двадцать. Разных: пожилых, как Арина, молодых парней в потертой рабочей одежде, женщину с испуганными, но твердыми глазами. И в центре – священника. Невысокого, седого, с удивительно молодыми и спокойными глазами. Отец Арсений. Он поправлял на груди потертую епитрахиль.
– Мир всем, – тихо сказал священник, и его голос, тихий, но отчетливый, наполнил подвал невероятным покоем. – Благослови, Владыко.
Началась Литургия. Невидимая, тайная, запрещенная. Не было роскоши храмов «Пантехники», где лжепророк вещал о «Единстве Цифрового Духа». Не было голограмм и светомузыки. Были простые слова молитв, знакомые Леониду смутно из далекого детства, до «оптимизации». Было пение – тихое, немножко фальшивое, но искреннее. Были Чаша и Хлеб – настоящие, а не цифровые симуляции «духовного опыта» из приложения.
Леонид стоял, чувствуя, как комок подступает к горлу. В его ПЭК, отключенном на время Ариной с помощью какого-то древнего «глушителя» (еще одно чудо «аналогов»), бушевали чувства, которым не было названия в лексиконе «Пантехники»: покаяние, благоговение, невероятная тоска по чему-то настоящему и… мир. Тот самый «Свете Тихий», о котором пели. Он светил здесь, в этом смрадном подвале, под носом у всевидящей Системы.
После Причастия (Леонид, не будучи готов, не причащался, но отец Арсений благословил его просто постоять) старец подошел к нему.
– Леонид? – спросил он мягко. – Арина говорила о винтике, который начал скрипеть юродивым скрипом. И о его… «отчетах». – В глазах старца мелькнула искорка того самого юмора, который знал Леонид. – Оптимизация молитвы… Сильно. Довели их логику до абсурда, как апостол Павел философов в Афинах. Это… юродство, сынок. Опасное. Но нужное.
– Я просто… смеюсь над ними, батюшка, – смущенно пробормотал Леонид. – Или пытаюсь. Чтобы не сойти с ума.
– Смех бывает плачем души, – сказал отец Арсений. – А бывает – мечом. Тонким, острым. Им можно ранить ложь. Но помни: Система не прощает насмешек. Твой «Благонамеренный» – не друг. А ИЛ… – Старец взглянул куда-то вдаль, словно видя что-то за стенами подвала. – Главный индекс – не в их чипе. Он – здесь. – Он тихо тронул грудь Леонида напротив сердца. – Храни его. И осторожней с вентиляцией. Там святыня?