Гибель первого сына Ивана Грозного сразу же обросла кривотолками. Недруги Захарьиных утверждали, что оплошали ближайшие родственники царицы, дескать, именно они поддерживали под руки кормилицу, несущую младенца. Это было бы похоже на правду, неси младенца сама Анастасия. Но держать под локоть кормилицу – не боярское дело. Сами же Захарьины увидели в случившемся результат происков партии Сильвестра – Адашева – работала у людей фантазия! – и нашли в этом лишний повод вбить клин между царём и его советниками.
Первый русский диссидент Андрей Курбский и вовсе узрел в трагедии божий промысел, ссылаясь на якобы произнесённое Максимом Греком предсказание: «Если не послушаешь меня, советующего тебе по Богу, и поедешь, ведомый упрямством, то знай: сын твой умрёт и не возвратится оттуда живым, если послушаешь и возвратишься, будешь здоров и сам, и сын твой».
Отговаривать Ивана от поездки у знаменитого старца были мотивы. Именно Грек, по настоянию матери царя Софьи Палеолог, привёз в Москву самые ценные образцы книг из сокровищницы византийских царей, был первым хранителем и переводчиком этой библиотеки. А Иван IV, в данном во время болезни слове, обещал не только посетить целый ряд монастырей, но и щедро одарить их церковными книгами, то есть готовился к разбазариванию знаменитой библиотеки. Понятно, что хранителю её это не понравилось.
Но шантажировать царя жизнью малолетнего сына – как-то это не вяжется ни с обликом просветителя, ни со здравым смыслом. Впрочем, со здравым смыслом и в наши времена многое не вяжется.
Курбский обнародовал свою версию уже после совершённого им предательства царя, для которого долгое время был одним из самых близких людей. Впрочем, неблизкие предать не могут. Отступник всю жизнь обречён искать объяснение своему предательству, подкрепляя оправдание абсурдными фактами, в достоверность которых сам начинает верить.
Что же до легендарной царской библиотеки, то она так и осталась достоянием легенд. Хотя её поиски велись довольно долго. Приложил к ним руку даже… Наполеон во время своего недолгого пребывания в Кремле.
Смерть малолетнего наследника так и осталась столь же подозрительно нелепой, как случившаяся тридцатью годами позже загадочная гибель в Угличе другого цесаревича – тоже Дмитрия, только сына уже не первой, а последней жены Ивана IV – Марии Нагой.