Месяц тянулся жвачкой, и Аленке казалось, что он не закончится никогда. Она никогда не узнает свой диагноз, так и будет в подвешенном состоянии, зависнув между безрадостным настоящим и еще более безрадостным будущим. Сначала Аленке сделали маммографию, потом ее расшифровали, затем отправили на пункцию. И все это время, нервы, ожидание. А все чего-то ждали, давили, были недовольны.
– Аленка, что с тобой, я тебя не узнаю, – жаловалась начальница.
– Очнись, спящая красавица, – вздыхала тетя Катя.
Аленка бы и рада, да сил нет, измучилась совсем. И поделиться не с кем, и пожаловаться некому. Все одна, все по-тихому, только на кладбище Аленка и могла излить душу, но как бы она ни любила мать, так хотелось на кого-то опереться и хоть раз почувствовать себя слабой, не таясь, дать волю слезам.
– Девочка, да у тебя рак, – ошарашила врач одевавшуюся Аленку, сражавшуюся с непокорной пуговкой на блузке, которая никак не хотела застегиваться, пока наконец не повисла на нитке. Аленка всхлипнула, слезы беззвучно катились по лицу. – Не плачь, деточка. Сейчас все лечат, сделаем тебе операцию, будешь как новенькая, – утешала доктор Аленку, но та лишь мотала головой.
– Что я тете Кате скажу? – прошептала она.
– Кому? Впрочем, неважно. Так я записываю вас на химиотерапию, потом, когда опухоль уменьшится, мы ее аккуратно вырежем, – продолжала доктор.
Аленка послушно кивала, представляя, сколько кругов ада ей предстоит пройти, сколько очередей выстоять. Но главная проблема – тетя Катя. Аленка увидела ее осуждающий взгляд, протяжный вздох, который словно говорит: «Снова на мою шею». Врач что-то продолжала говорить, но до Аленки ее слова доходили словно сквозь вату, и их смысл ничего ей не говорил. Она послушно сделала все, что ей велели и словно на ходулях вышла на улицу. Ноги не слушались, ее собственное тело ее предало. Хотелось кричать и кататься по земле, но Аленка не привыкла открыто выражать свои чувства, да и что это даст? Она побрела домой. Домой к тете Кате. Другого она не помнила. Ни дома, ни близкого человека рядом, ни здоровья. Зачем такая жизнь? Что толку за нее цепляться.
– Картошки пожарь, – скомандовала тетя Катя, едва заслышав Аленкины шаги в коридоре. Аленка резала картошку, роняя на клубни слезы. Руки не слушались, нож со стуком падал на пол, картошка подгорела. – Вот растяпа, – прошипела тетя Катя. Аленке было все равно.