Игорь хмыкнул, мастерски переворачивая креветки щипцами, как гладиатор на арене. Саша мечтательно вздохнула: «Греция… О, эти белые домики на скалах…". Макс кивнул медленно и веско, как будто подтверждая не просто согласие, а фундаментальный закон вселенной, гласящий: «Плыть в Грецию – благо». Аня же, отложив кусочек хлеба с почти церемониальной важностью, подняла на Наташу свои ясные, чуть раскосые глаза. В них светилось не праздное любопытство довольной кошки, а что-то более глубокое, пронзительное, почти испытующее – взгляд археолога, нашедшего неожиданную трещину в знакомой стене.
– Наташ, – произнесла она четко, перекрывая и шум волн, и шипение гриля, и даже тихое бульканье вина в бокале. – А ты откуда взялась? Вот так. Среди нас. На этой яхте. Капитаншей.
Тишина повисла мгновенно, густая, внезапная и тягучая, как оливковое масло высшего сорта, разлитое по палубе. Даже Макс оторвал взгляд от вечного горизонта и устремил его на Наташу. Игорь замер с щипцами в руке, словно загипнотизированный. Саша застыла с куском хлеба на полпути ко рту, превратившись в соляной столп любопытства.
Какой хороший вопрос. Простой. Как удар весла по воде. И такой же неожиданный, как айсберг в Средиземном море, – пронеслось в голове Наташи. Мысль была ясной, холодной и звонкой, как удар корабельного колокола в тумане.
Она открыла глаза.
Не соленый ветер, игравший в ее волосах, а теплый, спертый воздух комнаты, пахнущий пылью и застоявшейся жизнью. Не бирюзовое, дышащее море за иллюминатором, а знакомый, до боли обыденный пейзаж за окном – ясное июльское утро, пыльные тополя, похожие на запыленные метлы, припаркованная во дворе машина соседа, вечно подтекающая маслом. Она лежала в своей кровати, под легким одеялом, вдруг показавшимся ей невыносимо тяжелым. Сердце колотилось странно часто и гулко, как барабанная дробь после бега на длинную дистанцию или… после резкого рывка шквала.
«Откуда взялась?..»
Отголоски сна витали в сознании, как морской туман на берегу после шторма: отчетливый вкус кофе с корицей, обжигающий язык; ощущение упругого, живого штурвала в ладонях; соленый, щиплющий привкус на губах. И этот пронзительный, неудобный, как камешек в ботинке, вопрос Ани. Он звенел в ушах назойливо и громко, как комар, забравшийся под полог.