Алиса стерла грязь с замочной скважины рукавом. Сердце колотилось так громко, что, казалось, заглушало шепот ручья. Она вставила ключ. Металл встретил металл с тихим, но отчетливым щелчком. Он вошел идеально. Она повернула его.
Раздался скрежет, звук давно не двигавшихся механизмов, ржавых пружин. Но замок поддался. С глухим стуком тяжелая деревянная дверь отъехала на пару сантиметров внутрь, задевая заросший порог.
Пахнуло. Не сыростью и гнилью снаружи. А чем-то иным. Пылью веков, сухими травами, воском… и озоном. Сильным, как перед ударом молнии. Арчи резко чихнул.
Алиса толкнула дверь. Она скрипнула, открывая щель в темноту. Темноту, которая, казалось, была не просто отсутствием света, а плотной, живой субстанцией. Темноту, откуда навстречу ей потянулся холодок Завесы, гораздо более ощутимый, чем у ручья или в кабинете деда. Холодок, обещающий ответы и таящий неведомое.
Она достала фонарик из рюкзака. Луч света, тонкий и дрожащий, врезался в черноту, выхватывая плавающие пылинки и край какого-то покрытого паутиной предмета внутри.
«Ну что, Арчи?» – прошептала Алиса, чувствуя, как ее голос дрожит. – «В гости к Мауре?»
Кот посмотрел на нее, потом на черный провал двери. Он не мурлыкал. Не шипел. Он сделал шаг вперед, его белая лапа ступила на порог старого дома, и растворился в темноте.
Алиса вдохнула полной грудью, впуская запахи прошлого и будущего. И шагнула следом за котом, за лучом фонаря, через порог дома у Черного Ручья. Дверь скрипнула и тихо захлопнулась за ней, отрезая путь назад. Путь был только вперед. В сердцевину тайны. В объятия забытых шепотов.
Тьма внутри дома была не просто отсутствием света. Она была плотной, вязкой, как старое масло, и холодной – этот холод пробирал глубже, чем утренний туман у ручья. Луч фонаря Алисы казался жалкой соломинкой, бессильно тыкающейся в непроглядную черноту. Он выхватывал лишь крошечные островки реальности: груды рассыпавшейся штукатурки, очертания сломанного стула, гигантские, пыльные паутины, свисающие с потолка, как погребальные саваны. Воздух стоял тяжелый, спертый, пропитанный запахом сырости, гнилого дерева и… чего-то еще. Слабой, но упорной нотой сушеных трав – ромашки, мяты, полыни. Призрачный аромат Мауры, запертый в этих стенах на долгие годы.