Ночь была прозрачной. Луна застыла в зените, разливая по земле холодное серебро. Из замка на утёсе в небо вырвалась тень – быстрая, почти бесшумная, с двумя широкими крыльями, сотканными из тьмы.
Габриэль летел.
Он нёсся сквозь облака, как будто воздух принадлежал ему. Полёт был его единственным настоящим освобождением – не от бессмертия, но от тяжести мыслей. Он мчался вниз, к деревне, которую видел сотни раз с высоты, но никогда не касался. Сегодня – в первый раз – он хотел спуститься ближе.
Зачем? Он и сам не знал. Просто… что-то тянуло его туда.
Деревня спала. В её центре – каменная церковь, вокруг – хижины с соломенными крышами, костры давно потухли. Но один дом всё ещё светился изнутри мягким, живым огнём.
Габриэль опустился на край леса, скрыв крылья, вновь став человеком. Или тем, кто был ближе к этому облику. Его шаги были бесшумны, дыхание – ненужным. Он просто стоял в тени, наблюдая.
В окне мелькнул силуэт.
Девушка.
Рыжие волосы, спутанные и свободные, как пламя. Она сидела у постели старой женщины, осторожно выжимая тряпку и прикладывая ко лбу больной. Комната была бедной, но чистой. На полке – засушенные травы, сосуды с настойками. Воздух дрожал от запаха полыни и зверобоя.
Габриэль не мог оторваться.
Она пела. Тихо, почти беззвучно. Голос был чуть хрипловат, будто израненный ветром, но тёплый. Слов он не слышал – только мелодию. И впервые за долгие годы что-то дрогнуло внутри него. Нечто живое. Незнакомое.
Он не знал, кто она. Но знал одно – она не такая, как все. Ни в чём особенном. Наоборот – в её простоте было что-то невыносимо прекрасное.
– Ты не из этого мира, – прошептал он, – и всё же живёшь так, как будто в нём можно дышать.
Вдруг девушка подняла глаза к окну.
И на секунду – всего лишь миг – их взгляды встретились.
Габриэль замер.
Она не закричала. Не испугалась. Просто смотрела, прищурившись, будто чувствовала, что в темноте кто-то есть. Он знал, что его нельзя было увидеть в тени. И всё же она смотрела точно в его сторону.
Что-то внутри него затрепетало.
Он отступил, растворяясь в ночи. В этот раз он не приблизился. Но он вернётся. Он знал это наверняка.
И звал её – не по имени, которого ещё не знал, а по ощущению. Тёплому, почти болезненному – как первое дыхание весны после тысячелетней зимы.