– Ты врёшь. Тебя не было со мной.
– Это ты врёшь! – закричал с ненавистью Ефимий. – Нет, не ты. Ты-то не врёшь. Только кто ты?
Дознаватель выпрямился во весь огромный рост, неприятно засмеялся, дёргая усами, и легко приподнял Ефимия подмышки. Приподнял – и тут же швырнул на пол. Наступил на грудь сапогом.
– А ты не знаешь? Я царь твой, Пётр Алексеевич. Или по-другому думаешь?
– Отпусти, – задушенно выговорил Ефимий. – Или убей, или отпусти.
– Может, и отпущу. Если скажешь.
– Что тебе сказать?
– Всё подряд. И с самого начала.
– С которого начала? С самого-самого? Как у матушки в утробе кувыркался?
Вместо ответа Пётр нажал сапогом на грудь, с удовольствием послушал, как хрустят рёбра, и сказал:
– Весёлый ты, Ефимий. Только времени у тебя веселиться нет. И мне тоже недосуг. Решай.
– Нечего решать. С тобой якшаться – грех на душу брать. Проклинаю тебя. Делай, что хочешь.
Пётр поморщился. Странные всё-таки эти люди – русские. Чего проще: выложи, что знаешь, и получи надежду жить. Однако этот… Грязен, вонюч, изранен, за душой ни гроша. Но о душе – печётся. Пётр ещё раз посмотрел на Ефимия. Сосредоточился. Наклонился. Не хочет по-хорошему, будет по-другому.
Через минуту Ефимий задёргался, захрипел, напрягся. Казалось, тело его борется с невидимым, но страшным врагом. Открыл глаза и слепо взглянул на Петра.
– Ну что, расскажешь? – негромко спросил Пётр.
– Спрашивай, – безучастно сказал Ефимий.
Рассказ его был долог и бессвязен.
По протекции дяди, дьяка Посольского приказа, монах Ефимий был включён в свиту молодого царя Петра Алексеевича, который надумал проехать по Европам. Надумал и надумал. Перекрестились, сели в кареты и – с Богом.
Сначала всё было хорошо. Ефимий вспоминал ухоженные поля Германии, уютные постоялые дворы, приветливых служанок, с одной из коих даже согрешил. Обязанности его были несложны – готовить речи, с которыми царь выступал перед коронованными особами немецких княжеств. Работал Пётр легко, непринуждённо. Забегал в комнату к монаху, выхватывал страницу, прочитывал, и если всё его удовлетворяло – хлопал Ефимия по плечу. Ефимий навсегда запомнил круглые глаза Петра, его быстроту, его лёгкий нрав. Запомнил – и радостно испугался: неужто Россия получила достойного царя? И всё будет хорошо?
Так думал Ефимий, и думал он так до того страшного вечера…