— Эбби! Ну ты что! Мы же договорились! — она обиженно надула губки, а я улыбнулась ей.
— Мари, я все прекрасно помню, но раз встала рано, решила спуститься. Сейчас сделаю себе перекусить и пойду прогуляюсь по округе, хорошо?
— Хорошо! Прогуляйся и не спеши, перед старикашкой я тебя прикрою.
— Мари! — возмущённо шикнула на неё, но все равно не смогла сдержать улыбку. После её появления повара не иначе как старикашкой мы и не называли. Стоит отметить, только за глаза и пять раз оглянувшись, ибо пойманными на этом постыдном занятии быть не хотелось.
Подхватив со стола морковку и свёрток с бутербродами, я вышла на улицу. Было ещё довольно рано, но солнце, поднявшееся над горизонтом, яркими лучами разгоняло остатки тумана. Услышав ржание, я остановилась. Оказывается, лошадей уже вывели из конюшни и отвели в открытый загон. Я, поспешив туда, остановилась у деревянной перекладины. Оглянувшись по сторонам и не заметив никого, подхватила подол платья, залезла на неё и устроилась сверху, наблюдая за пасущимися на поляне лошадьми.
Солнце ещё не слепило глаза, воздух звенел свежестью, а спокойные животные гуляли по влажной от росы траве. Заметив меня, любопытный жеребёнок, сделав небольшой круг по загону, приблизился и потянулся большим носом. Вспомнив, что у меня припасена утащенная у Мари морковь, я выудила её из большого кармана, спрятанного в складках платья.
— Не стоит, — неожиданно раздалось рядом, и я чуть не свалилась на землю от неожиданности.
Рядом стоял Мик и внимательно смотрел на лошадей, не поднимая на меня глаз.
— Извини, — сказала малышу и снова спрятала морковку в кармане.
Мы молчали. С того дня я толком ещё ни разу не пересекалась с Миком, целый день занятая в доме или на кухне. Сейчас, искоса наблюдая за парнем, я отметила, как за это время он возмужал. Появившись тут, тощий мальчишка стал подтянутым юношей. Он явно хорошо ел и много работал физически. Сейчас я могла честно признаться, что он довольно привлекательный парень.
— Спасибо, — вдруг произнёс он, продолжая смотреть на спокойных животных. Жеребёнок давно отбежал от нас, вернувшись к матери.
— За что? — непонимающе спросила у него.
— За то, что сохранила в тайне, — произнёс он и только после этого повернул ко мне лицо. В его глазах была какая-то боль и благодарность, но не было ни злости, ни презрения.