Пока сектанты оглядывались, пытаясь сообразить, куда взрыв мог
отбросить тело Стража, тот поднялся на ноги и бросил в их гущу шар
светошумовой гранаты. За миг до этого я поднял дрона на
максимальную высоту, чтобы не потерять последний — вспышка выжигала
оптику так же качественно, как и превращала глаза в незрячие
бельма. Мальчишка же упал лицом в землю и лежал смирнехонько до тех
пор, пока боеприпас не сработал. После чего, повинуясь моей
команде, вскочил и принялся расстреливать врагов из пистолета.
Мазал он так, что на это было больно смотреть. Не меньше
половины выстрелов уходили куда угодно, но не в тела отступников.
Часть их все же цели достигали: один, второй, третий — ослепленные
и дезориентированные бандиты падали на землю мертвыми или ранеными.
Но, конечно, такое везение не могло продолжаться долго. К моменту,
когда пистолет сократил количество врагов вполовину, они пришли в
себя и бросились на воспитанника.
— Тело знает! — в последний раз напомнил я ему. — Поверь. Как в
Господа веруешь — поверь в то, что ты это можешь!
А потом стало не до того. Сразу четверо сектантов налетели на
мальчишку.
Вблизи они выглядели дикарями. Такими, какими и были все люди на
Земле и колониях до того, как Церковь нашла выход. Грязные, дурно
пахнущие, в одеждах из шкур животных и какого-то невразумительного
тряпья, они смотрелись одновременно страшно и жалко. Но были полны
желания убить моего Стефа, а к этому с пониманием я никак не мог
отнестись.
Первый удар короткого копья воспитанник пропустил. Слова — одно,
а дела — совсем другое. Можно сколько угодно верить в память тела,
которое годами изнурялось жестокими тренировками, но сознание
одиннадцатилетнего мальчишки не было готово принять это вот так
сразу. Подозреваю, рассудочно он был уверен, что все происходящее с
ним сейчас не более чем сон. От которого можно избавиться, если
сильно закричать и проснуться.
К счастью, острие копья из кости было нацелено плохо —
сказывалось действие светошумовой гранаты. Оно лишь скользнуло по
груди Стража и не смогло пробить тонкую, но очень прочную куртку.
Не броню, конечно же, броня движение стесняет и мало кто из
граничников таковой пользовался. Но от таких ударов и таким оружием
полевая военная форма со складов из прошлого могла уберечь.
Стефан вскрикнул, совершенно по-мальчишечьи, хотя голос и
принадлежал почти тридцатилетнему мужчине. Зарычал и взмахом квача
перерубил древко копья вместе с рукой сектанта. А после наконец
отпустив рассудком знающее, что делать, тело, пошел пластать
отступников, практически не встречая сопротивления.