Первого, который остался без оружия и руки, визжащего, как хряк
в ноябре, заколол в сердце. Увернулся от удара дубины второго и,
используя инерцию разворота, локтем в висок сбил его с ног.
Третьего просто развалил чуть ли не надвое вместе с выставленным
для защиты ржавым железным тесаком. Четвертый, стоявший дальше
всех, развернулся и бросился бежать.
К этому времени стали подниматься на ноги и приходить в себя те,
кто от взрыва гранаты пострадали больше. Стефан не дал им даже тени
шанса. Скачками — иначе и не скажешь — носился от одного к другому,
и увлеченно лишал сектантов жизни. Только последнего, услышав мои
слова сквозь шум крови в голове, пощадил — оглушил рукоятью.
— Отличная работа, Страж! — похвалил я его, когда он закончил и
принялся бродить среди трупов, выискивая тех, кто мог выжить.
Похвалил, а сам скривился. Перебить горстку дикарей, имея
качественное превосходство в вооружении — невелика заслуга для
граничника. Но для одиннадцатилетнего мальчугана и это подвиг.
— Поверил, что можешь? — уточнил я.
— Я представил, что это сон, — отозвался тот, все еще
возбужденно дыша. — А во сне же все бывает.
Вот те на! Пластична детская психика, нечего сказать. Я со
своими «верь в себя, как в Господа!», а он просто представил, что
все вокруг сон, а он в этом сне непобедимый воин Христов. И нет ему
равных.
— Правильно сделал, — но это мнение при заседании епархиальной
коллегии, когда мы до нее доберемся, я озвучивать не буду. — Так и
впредь поступай.
Я заставил дрона описать вокруг нашей позиции широкий круг,
чтобы убедиться в отсутствии других врагов. Никто не подкрадывался,
не таился — все, сколько их было, сектанты лежали перед нами.
— Добей тех, кто еще дышит. И сделай это ножом, что у тебя на
голени укреплен — береги заряд квача. Нам теперь без транспорта до
Новгорода долго добираться.
Одиннадцать мертвых тел Стефан аккуратно сложил в курган, а
последнего живого мы быстренько допросили. Посадили спиной к остову
потушенного байка так, чтобы он смотрел прямо на тела своих
товарищей, и стали задавать вопросы.
Пришедший в себя бандит запираться не стал. Некоторое время,
конечно, потратил на проклятия и угрозы, а после парочки зуботычин
сломался и вывалил все, что знал. Я, по мере его рассказа, мрачнел
все больше и больше.