Как-то вечером я сидел в своём кабинете перед камином и читал
одну любопытную статью о диссоциациях. Вторая личность Лиз —
Аламеда — пока что была для меня загадкой, и я думал о том, как же
помочь моей пациентке избавиться от неё. Я наблюдал за
подрагивающими языками пламени за каминной решёткой и пытался
представить себе встречу Лиз и дикарки Аламеды. Возможно, я
задремал — не уверен — но в какой-то миг мне внезапно причудилось в
огне лицо Лиз, столь настоящее и живое, что даже не казалось
галлюцинацией. Однако оно выражало какую-то дикую, почти животную
ярость, которую я никогда прежде не видел.
«Что тебе нужно от меня?» - вдруг прошептала она чужим
голосом, но теперь ярость сменилась на страх. И тут я заметил её
глаза. Они не были глазами Лиз. Тёмные, миндалевидные, прекрасные
глаза — но не её!
Очнувшись, я увидел, что по-прежнему сижу в своём кресле, а за
каминной решёткой потрескивает пламя. Обычный огонь — ярко-красный
и горячий. Тем не менее меня знобило. Я дотронулся до своего лба,
накинул на колени плед и осушил стакан воды, стоявший рядом на
столике. Что со мной? Что это было? Сон? Галлюцинация? С каких пор
врач начинает общаться с одной из псевдоличностей пациента? Ведь
именно так описывала Лиз своё видение: она сама, но с чужим
взглядом. Вероятно, я чересчур увлёкся моей подопечной, слишком
проникся её болезнью, и теперь мне приснился сон, который она сама
столько раз описывала. Я должен взять себя в руки и
абстрагироваться от чувств. Так будет лучше и для меня, и для
неё...
Вскоре состояние Лиз начало резко ухудшаться. Тревожные сны
посещали её теперь чуть ли не каждую ночь, и всё больше времени она
проводила в постели. В минуты дневных приступов я часто слышал, как
Лиз говорила чужим голосом, и это меня тревожило. Умом я понимал -
причина была не в гипнозе: слишком много времени прошло с того дня,
- но всё же что-то не давало мне покоя, я не мог избавиться от
чувства ответственности за это ухудшение. Да, сеанс помог найти
причину расстройства, слегка уточнить диагноз, но я ни на шаг не
продвинулся в лечении, наоборот, моей пациентке становилось всё
хуже. Прибегать к новым сеансам гипнотерапии я не решался, боясь
усугубить ситуацию.
Мне нужен был совет, совет опытного коллеги. Шварц-Гаус, как
назло, уехал преподавать в Прагу. Оставался только Арольд. Да, он
не обрадуется, узнав, что я нарушил его распоряжение, но, вероятно,
всё же оценит те немаловажные открытия, которые мне удалось
сделать. Состояние моей пациентки беспокоило меня, и я не имел
права скрывать правду от заведующего.