И опять пересуду прервал голос старейшины:
- Всем придётся потесниться, - рявкнул он. Факел в его руке
озарял серое, словно слепленное из комьев сухой земли лицо. - Воду
пить по два глотка в день и прекратить галдёж!
Аламеда долго лежала с открытыми глазами, терпеливо дожидаясь,
когда всё стихнет, чтобы войти в транс. Наверняка, этот белый
врачеватель что-то затевал. Раз он сумел добраться до неё, значит,
сможет и помешать задуманному. Ну уж нет, не выйдет, она опередит
его.
Этой ночью сбылось то, чего Аламеда так долго ждала. Подсознание
наконец вытащило наружу из глубин памяти нужное воспоминание. Она
снова оказалась в родном лесу в день своего исчезновения. Во второй
раз ей пришлось пережить смерть Роутега, и во второй раз Аламеда
ранила убийцу, пустив в него стрелу. Как жаль, что она не могла
прикончить мерзавца в грёзах, зато исправить заклинание ей было под
силу. Произнося его тогда, она вошла в поверхностный транс,
высвобождая своё подсознание. Теперь же, во сне, подсознание
прошлого и настоящего встретились. Аламеда до сих пор не помнила
правильных слов, но знала, как поймать на крючок душу Лиз. Она и до
этого бессознательно влияла на неё, а теперь могла подчинить себе
полностью. Снова Аламеда сжимала окровавленными руками лицо
девчонки, но на этот раз твердила другое заклинание. Оно не
подействует мгновенно, придётся запастись терпением, но уж зато
наверняка.
Наутро Аламеда впервые за долгое время проснулась счастливой.
Она открыла глаза. Небо уже теряло краску ночи, а на горизонте
виднелись сероватые очертания суши.
Прошёл месяц. Я так и не смог рассказать Лиз того, что узнал от
Бена Родрика. Не посмел открыть ей, что её отец — убийца. Нет, я не
осуждал его, им руководил элементарный первобытный страх. Он
испугался за свою жизнь и за жизнь дочери. Возможно, им
действительно угрожала опасность. Кто знает, что было на уме у
индейцев. Но всё же пока я решил молчать. На этом этапе лечения
правда могла бы навредить моей пациентке. Я не хотел, чтобы Лиз
вновь пережила то, что однажды уже свело её с ума. Сначала она
увидела оружие в руках отца, затем её напугала та несчастная,
истекающая кровью туземка и её смерть.
Безусловно, меня удивлял тот факт, что сама Лиз ничего не
помнила, но какие шутки только не выкидывает порой наше сознание,
чтобы огородиться от болезненного опыта. Тогда я был полностью
убеждён в том, что мозг Лиз просто-напросто заблокировал
травматические воспоминания, и глубоко на подсознательном уровне
она начала отождествлять себя с погибшей Аламедой. Казалось, мы
имеем дело с диссоциативным расстройством идентичности. С
раздвоением личности, проще говоря. Однако этот диагноз не объяснял
ни снов, ни видений, ни плохого самочувствия после них.