- Да не любовные они, - отмахнулся я. - Она вообще никак меня не
воспринимает.
- Как же нет? Её письмо — не что иное, как выражение обиды
брошенной женщины! Она влюблена в тебя, Артур, это же ясно как
день, и, уж прости друг, тут мало хорошего. Твоё поведение
непрофессионально, чёрт побери. Ты слишком одержим ею и уже не
можешь трезво смотреть на вещи! Подумай о себе и о своей карьере.
Если девушка поправится, ты всегда успеешь прийти к ней с
предложением руки и сердца, а если нет, ну, ты сам должен
понимать…
- Понимаю, - кивнул я, глядя в свою кружку. - Если она не
поправится, то и думать о ней не стоит. Но я хочу, хочу, чтобы она
поправилась!
- Не всё в твоих силах, Артур, - сказал Клаус, сочувственно
глядя на меня. - Насколько я понял, у неё довольно серьёзный
недуг…
- Да нет же! Если бы ты только познакомился с ней и поговорил,
ты бы понял, что она вовсе не кажется больной.
- Артур, диагноз шизофрения просто так не ставят.
- Но он неверен! - закричал я.
- Дружище, - вздохнул Клаус, - послушай моего совета. Отойди в
сторону. Так будет лучше и для тебя, и для неё. В нашей профессии
требуется холодная голова, а свою — ты в буквальном смысле
потерял.
Темнело, мне нужно было возвращаться на станцию. Мы с Клаусом
крепко пожали друг другу руки и договорились непременно
встретиться, как только снова выпадет такая возможность. Выйдя на
улицу, я увидел, что он сидит со своим пивом и до сих пор
озадаченно смотрит на меня из окна.
Всю обратную дорогу в поезде я продолжал думать о нашем
разговоре. Наверное, мне стоило последовать совету Клауса. Он был
не только моим другом, но и отличным специалистом. Своим
присутствием я лишь вредил Лиз. Я должен отказаться от неё, хотя бы
на время, ради её же самой.
Я вернулся поздно. Ужин закончился, да и не было у меня ни
малейшего аппетита. Медсестра передала мне лист обхода и ушла к
себе, а я сел за рабочий стол, достал из ящика недописанное письмо,
перечитал его и бросил в огонь.
Девушки спрыгнули в воду и, поднимая ногами брызги, побежали к
берегу, где лежала, уткнувшись носом в ил, деревянная лодка. Дно
практически сгнило, однако на борту ещё виднелись остатки цветного
орнамента. Аламеда хоть и не понимала значения вплетённых в него
символов, но догадывалась, что это не просто украшение. На её
родной земле подобные метки несли в себе знаки племени, его историю
и даже родословную вождей. Поблёклые краски на борту лодки будто
рассказывали Аламеде какую-то древнюю притчу, но она не знала
языка, чтобы понять её.