Место она указала чётко, вплоть до
куста, у которого стояла, увидев Малые Грузки и тот кошмар, что там
творился. Практически дошла до деревни, оставалось шагов сто
пройти, и дорога вынырнула бы из леса и завернула в
деревню.
Только вот так и оставалось
непонятным, что именно Анта успела увидеть. Ну, деревня. Ну,
кровища повсюду. Ну, Тварь в красивой позе прямо посреди дороги
разрывает кого-то на куски. Чужого кого-то видела? Нет. Лошади
чужие, повозки? Нет.
Вириен ломал голову, шагая в сторону
Вдовишного; Таника что-то тихо говорила в ухо Анте — успокаивала,
наверное. Вдруг Гленнар поднял руку, привлекая к себе внимание, и
спросил:
— Послушай, милая, а ты слышала
что-нибудь? Ну, крики там, топот, хоть какие звуки?
От неожиданности Анта остановилась.
Подумала — и медленно покачала головой.
— Не-а. Тихо было, как в гробу.
Рты-то люди разевали, я видела, да только криков не слыхать было
никаких. А потом, как я чудищу-то увидала, так будто проявляться
что начало. Топот, да. Топотала она, чудища. Это слыхала.
Сыскари переглянулись.
— Магия, — убеждённо сказал
Вириен.
Гленнар кивнул, и они продолжили
путь.
Во Вдовишном новости разлетались
мгновенно. Хотел бы Вириен жить здесь всегда! Полсела вмиг узнало,
что к старосте приходили странные богатеи и грозили всякими бедами,
если он станет сотрудничать с сыскарями; так же мгновенно стало
известно и что староста незнакомцев не побоялся, а как-то хитро
выторговал у сыскарей защиту себе и — конечно же! — всей деревне.
Наивный господин Тармит боялся, что сельчане узнают о том, как его
дочь бегала к жениху, но они об этом давно знали, просто
помалкивали, зная крутой нрав своего старосты. Скажешь про Анту
что-то не то, а потом понадобится поле дорезать или сына отделить,
и тут-то староста тебе и припомнит язык твой длинный. Сам господин
Тармит, как водится, считал себя человеком мягким, незлобивым и
даже не подозревал, насколько хорошо его суровый взгляд затыкает
чужие рты.
Едва вернувшись во Вдовишное, Вириен
увидел одного из охранников Избранной — мундир на фоне неброской
деревенской одежды бросался в глаза — и против воли досадливо
поморщился. Королевская охрана своё дело знала, к работе этих ребят
у него претензий не было... бы, если бы он не вёл дознание в этой
деревне. Они совали нос во всё, вплоть до того, что лезли в
кастрюли, в которых готовили еду для Избранной. Деревенские
помалкивали, но раздражение росло и, как и следовало ожидать,
переносилось на всех «городских». В итоге с сыскарями говорили
неохотно, настороженно, и хорошо если не плевали в суп. Крестьяне —
народ простой, и разделение всех вокруг на своих и чужих для них
очень важно, как и всяческое навешивание ярлыков: вот эти —
нижнереченские, значит, все как один жадные, а вон те —
верхнереченские, значит, им палец в рот не клади, все хитрющие и
норовят тебя облапошить.