Но куда хуже было то, что меня
заметил Гуанюй. И следом за иглами обрушилось его копье. Я едва
успел соскочить с глефы, на которой сидел над ареной, подпрыгнув во
время замаха. Упал на песок и перекатом ушел в сторону, оставив за
собой четырнадцать своих точных копий, окруживших генерала со всех
сторон. Пусть до армии мои призраки еще не доросли – но их отряд
уже вполне боеспособен, и я намереваюсь это доказать.
Гуанюй не осторожничал, он знал, что
настоящий я – один. И для нанесения единственного удара мне
придется показать себя, ведь остальные – пустышки. Он считал, что
знает.
Отряд рвался в бой, десяток глеф с
ревом разрывал воздух, невозможно было отразить все атаки
одновременно, и вот одна из них оцарапала плечо генерала.
Ответный удар оказался подобен
взрыву. Не оставляя и шанса на выживание, он пронзил мое тело
насквозь, развеяв призрака, и получил десяток таких же, едва
ощутимых, порезов с другой стороны. В гневе он закружился, и
половина копий, не успев отклониться, оказалась развеяна. Теперь
генералу противостояло лишь пятеро, на самой границе.
Прыжок – и копье генерала сделало
пять идеально выверенных выпадов. Все пятеро оказались поражены в
сердце. Все ждали звука падения мертвого тела наглеца, посмевшего
бросить вызов главе клана. Все, кроме Юн, прикрывающей лицо веером.
Она знала, где я, и смотрела прямо, подавая отцу ориентир.
Хитрость, граничащая с нарушением правил, и мы оба это понимали. Но
Гуанюю было уже наплевать, он тоже увидел подсказку и атаковал.
Слишком явно, слишком быстро. Я
принял выпад на жесткий блок и за счет его энергии отскочил от
кровавой косы. Доля секунды – и меня рассекло бы надвое.
Град ударов заполнил всю арену. Ни спрятаться, ни отскочить было
невозможно, и мне не оставили никакого шанса атаковать в ответ. И
все же я сделал это. Раскрутил глефу в вертикальном «водовороте»,
раз за разом отклоняя острие копья к песку, сам приближаясь на
дистанцию удара.
На уже поджившую кожу противника
обрушились крохотные лезвия из крови, увлекаемые круговоротом.
Лезвие и жало сменяли друг друга в бешеном танце. Я выкладывался на
сто процентов, не оставляя сил на потом, и вдруг, неожиданно для
себя, понял – Гуанюй отступает! Не по своей воле, не для того,
чтобы сделать очередной выпад – он отступает под моим напором. А
главное – это понял не только я.