– Каждый? – переспросил Кенет, понемногу поддаваясь обаянию
силы, исходившей от этого спокойного уверенного человека.
– Каждый, – кивнул незнакомец, – если он только достоин
называться человеком. Так что если судьба его в беспорядке, сам он
в этом и виноват.
Незнакомец вновь потянулся к кувшину, и Кенет невольно
залюбовался движениями его гибкой сильной руки, а заодно
присмотрелся повнимательней к облекавшему ее рукаву из простого
небеленого полотна. Простого ли? Ой нет! Небеленое-то оно
небеленое, но никак уж не простое, не домотканое. Тонкое, прочное,
шелковистое не только на ощупь, но даже и на взгляд, великолепное,
безумно дорогое, исполненное благородной неброской прелести. Как и
обманчиво простой покрой удобной одежды. Кенет еще никогда не
видел, чтобы платье сидело на человеке так ладно. Такого не
остановят уличные грабители – да что с него взять, с сермяжного? Но
зато перед ним незамедлительно откроются двери лучшего из домов – в
подобных тонкостях слуги разбираются безошибочно: глаз наметанный.
Неудивительно, что даже трактирный мальчишка так склонился,
привычным чутьем угадав в незнакомце человека почтенного,
зажиточного, а может, и облеченного властью. Куда там Кенету в его
деревенской куртке!
Подумав о куртке, Кенет сперва снова смутился, а потом вспомнил,
от кого он эту куртку получил. Вспомнил неуступчивого старика
корзинщика, его сварливую доброту и его гордость. Вот хотя бы
старика этого взять – да в чем он виноват? Разве его вина, что сын
заболел в дороге и сильно задержался? Что односельчане его – люди
черствые и неумные? Что пальцы его согнула старость? Что не в силах
он продать свой дом и переселиться в другое место – да и куда,
кстати? В его-то годы... да кому и где он нужен? И куда бы вернулся
его сын? И кто бы купил его дом? Но разве он в этом виноват? Даже
его нелепая, упрямая, забавная, трогательная, несгибаемая гордость
– разве он виноват, что его так воспитали? Что вся его долгая жизнь
убедила его в собственной правоте?
Вот он, к слову сказать, и старался все сам да сам, и никого,
кроме себя самого, ни в чем не винил. И помощи не просил и не ждал.
А вышло так, что Кенет помог старику корзинщику, а старик помог
Кенету, и что-то непохоже, чтобы их эта помощь, по выражению
незнакомца, развратила.