Только одно меня обнадёживало –
перчатки. Он носил их теперь практически непрерывно, опасаясь
случайно прикоснуться ко мне. Если бы муж был действительно
равнодушен, нужды скрывать от меня чувства у него бы не возникло. Я
решила, что сегодня вечером обязательно поговорю с ним. Как только
разделаюсь с делами.
Экономка дама Амаррати позаботилась о
том, чтобы комнаты для всех прибывших были готовы. Но я и Леони
впервые заселялись в этот дом надолго, и нам предстояло обжить
выделенные покои. Мои вполне ожидаемо примыкали к спальне
Александра. Наверняка и в них раньше обитала Джема, но в этот раз
здешняя экономка проследила, чтобы следов прежней хозяйки не
осталось. Причём в старании убрать возможные следы первой жены
лорда пошли так далеко, что и спальня, и гостиная, и маленький
кабинет выглядели теперь настолько безликими, что напомнили дорогие
гостиничные номера.
Но глупо упрекать в этом даму
Амаррати. Превратить их в уютное и удобное пространство – это
задача для меня. Потому я наблюдала за служанками, расставлявшими и
раскладывавшими привезённые из поместья вещи. Кто, как не я, могла
решить, куда и какие поставить книги, где будут лежать бумаги,
ручки, карандаши, определить, какие цветы принести. Я мысленно
составляла список, чем срочно нужно дополнить своё маленькое
хозяйство. Это было приятно, и настроение постепенно
улучшалось.
Примерно тем же занимался и Леони,
обживаясь в детской. Ему помогала Элида, которая была когда-то
последней её обитательницей. Поэтому когда она появилась на пороге,
я сразу спросила:
– Что-то с Леони?
– Ничего такого… Мы говорили о том,
что он забыл в поместье все учебники и тетрадки, - тут Элида
хихикнула, но тут же посерьезнела. – А потом он вдруг резко
расстроился. Сидит, чуть не плачет, а мне ничего не говорит.
– Это из-за Бинго?
– Нет, не думаю. Он о нём даже не
вспоминал. Ему очень нравилось всё разбирать, расставлять, и
вдруг!
– Ладно, разберёмся.
Леони сидел, нахохлившись, в большом
кресле у окна. В нём он смотрелся особенно маленьким. Дрожащие губы
и слипшиеся от влаги ресницы, напоминающие длинные иголочки,
выдавали искреннее огорчение. Сердце при взгляде на него сжалось.
Хотелось обнять его покрепче и пообещать хоть Бинго, хоть что,
только чтобы он улыбнулся.
Кресло было таким вместительным, что
позволило и мне сесть на его край, немного потеснив мальчика. Леони
не возражал. Наоборот, подвинулся, словно предлагая сесть поглубже
и потеснее. Я обняла его за плечи: