Рох проспал в
резиденции сержанта шестнадцать часов, а когда пришел в себя, то
увидел рядом с кроватью кресло, где мирно сопел Питер. Он сложил
худощавое тело в такую нелепую позу, что его голова свешивалась
почти до пола. Рох слегка пошевелился, Питер мгновенно открыл глаза
и с грохотом скатился на пол. Он настороженно глядел на Роха, ведь
после долгого пребывания в психобаре у человека запросто могло и
память отшибить. Или Рох вместо Питера сейчас видит зеленого
пупырчатого гуманоида. Или розовую зубную фею. Питер не знал, как
Рох относится к феям, поэтому аккуратно спросил:
– Рох… ты как себя
чувствуешь? Ты меня помнишь вообще? Узнаешь?
Рох его узнавал, но
ему было стыдно за то, что в кабинке он принял Питера за Дженри. А
еще более стыдно за то, что устроил себе приятный суицид на деньги,
которые он получил как компенсацию за смерть сына. А еще… от
дальнейших самокопаний Роха спас вошедший в отсек сержант.
– А-а-а, очнулся,
наконец, суицидник. И чего лежим, глазами водим и краснеем густо?
Вставай быстрее, дел невпроворот.
Рох недоуменно смотрел
на эту парочку. Насколько он помнил, и О’Коллин, и он сам остались
вообще без всяких дел. Однако и у Питера, и у О’Коллина глаза
горели, а руки аж подрагивали от возбуждения.
– У вас лица какие-то
слишком счастливые. Вы чего придумали?
Питер, обрадованный
тем, что Рох их вроде как узнал, затараторил:
– О’Коллин такое мне
на свалке показал, он такое придумал! Мы уже и «Вол» подогнали и
даже расчеты сделали…
О’Коллин перебил
мальчишку.
– Оставить, юнга,
сюрприз испортишь. Полетели, Рох, сам посмотришь.
– Чего я на твоей
свалке не видел? Одна рухлядь, как и мы с тобой.
Рох посмотрел на
сержанта и мальчишку, как на счастливых дурачков, и отвернулся к
стене. Питер с тревогой глянул на О’Коллина, тот с улыбкой достал
из кармана мундира коробочку шокера.
Через десять минут вся
троица, ютясь в тесной кабине очередного монстра, созданного
сержантом, подлетала к центру свалки. Рох еще не отошел от
электрического разряда и полета с кровати, и решил выразить свое
недовольство полным молчанием. Вот что бы они там ни собирались ему
показать, хмуро оглядеть, сказать: «И это все? Стоило вставать с
кровати». И опять молчать, по крайней мере, всю дорогу обратно до
резиденции.