Тишину нарушали лишь сиплое дыхание,
звон металла, хруст шагов.
Жоэл, не обращая внимания на рану,
смог подойти на дистанцию ближнего боя, и «варвар», оставив ножи,
выхватил из ножен саблю. Большую саблю. Такая в один мах могла
перерубить тонкое лезвие шпаги, казавшееся спицей по сравнению с
хищной изогнутой полосой металла. Рыжий, словно зверь, закружил
вокруг парня в меховом плаще, не давая тому пойти в лобовую
атаку.
А я все еще сидела на снегу, не в
силах сдвинуться с места. И поверить в то, что вижу. На второй
неделе обучения в Магиусе Оли и Вьер тоже сцепились, швыряясь
изменениями. Но в них не было и десятой доли ярости рыцарей, одно
бахвальство, а здесь…
Я выбралась из сугроба и торопливо
отбежала в сторону, едва не поскользнувшись на предательском льду и
задев ногой отброшенную Жоэлом книгу.
Что-то жалобно задребезжало. Я
перевела взгляд на Криса и ахнула. Шпага барона была сломана почти
у самого основания, лезвие валялось у ног Этьена, тогда как рукоять
все еще оставалась в ладони синеглазого.
Кажется, я закричала что-то
бессвязное. Плохи дела у моих парней. Богини, когда же они успели
стать «моими»?
Оружие победно ухмыльнувшегося Этьена
метнулось к незащищенному горлу Криса.
Я потянулась силой ко всему, что меня
окружало. К снегу, к земле, стене замка, старой бумаге, шерсти
плащей, стали в их руках…
Длинноволосый охнул, Крис совсем не
по-рыцарски ударил его сапогом в живот. Сталь прошла в пальце от
шеи синеглазого. Барон тут же отбросил ставший бесполезным эфес
сломанной шпаги и перекинул кинжал в правую руку.
Оружие Этьена огрызнулось на касание
магии голубоватыми искрами. Такие, передающиеся по наследству,
фамильные железки всегда защищают от изменений, чтобы оружие не
обернулось против хозяина. Заметив это, аристократ насмешливо
скривил губы.
— Что, Оуэн, слабо драться с честью?
Один на один, без девчонки? Только перед магистрами такой
смелый…
Меня обжег яростный взгляд синих
глаз. И нити начавшего формироваться изменения исчезли.
Я вспомнила день, когда во мне
проснулась сила. Час, когда брат выступал на турнире в честь
Рождения Осени. Маменька пила капли, а отец в кои-то веки смахнул с
фамильного клинка пыль.
Илберт тогда проиграл. А мы все на
это смотрели, сидя на местах для почетных гостей. Противник брата,
дородный сын сквайра из Винии, уже поднимал клинок, то ли для того,
чтобы отсалютовать дамам, то ли для того, чтобы нанести последний
удар… Маменька упала в обморок на руки отца. А я сжала кулаки,
собирая в них нити силы. Инстинктивно, еще не понимая, что
происходит. И закричала: