– Все по дурости моей, – признался Кенет. – А тебя я позвал тем
более по дурости. Это я уже потом сообразил, что убивать меня он не
стал бы.
– Почему? – заинтересовался Наоки.
– Раз уж он меня до сих пор не убил... не знаю. Зачем-то я ему
нужен.
– Знаешь, – с горячностью произнес Наоки, – ты и вправду дурак.
Сразу надо было меня звать. Меня бы он всего-навсего убил, а тебя
хочет взять живым. Как по-твоему, что хуже?
– Спасибо, – улыбнулся Кенет.
– За правду не благодарят, – буркнул Наоки. – Когда ты
уезжаешь?
– Куда? – не понял Кенет.
– Куда-нибудь. Подальше от Каэна. Он ведь тебя искать будет.
– Будет, – согласился Кенет. – И тоже подумает, что я
куда-нибудь сбежал. Лучше уж я задержусь в Каэне. Вряд ли он станет
искать меня здесь.
– Может, ты и прав, – кивнул Наоки, глядя на отражение луны в
быстро темнеющей реке.
У причала Наоки решительно удержал руку Кенета в ее движении к
кошельку и уплатил лодочнику сам.
– Если ты не против, я сегодня у тебя заночую, – сказал он,
покидая лодку. – По правде говоря, не хотелось бы мне сегодня
ложиться спать в одиночестве.
– Мне тоже, – с облегчением признался Кенет. – Как вспомню... да
если бы не твой отец, мы бы оба пропали.
Наоки покраснел.
– Ты не думай, – слегка запинаясь, выговорил он. – Отец... ну,
он... он не всегда был такой. По-моему, когда мать умерла, он
слегка рехнулся.
– Я ничего и не думаю, – улыбнулся Кенет. – Он и вообще-то
человек неплохой. Невоспитанный только.
Наоки невесело расхохотался. Меньше всего слово "невоспитанный"
было применимо к его изысканно утонченному отцу, знатному
родовитому вельможе. И все же точнее определения невозможно и
подобрать.
– И опять ты прав, – признал он. – Только все равно мне
стыдно.
– Не стыдись. Как видишь, – вновь ободряюще улыбнулся Кенет, – и
от вельможного высокомерия бывает прок. Не поддаться самому
Инсанне!
– Если бы не это высокомерие, – вздохнул Наоки, – ничего бы не
случилось. Тайин бы не умерла... и я бы не ушел из дома.
– Я тоже ушел из дома, – прервал его Кенет.
– Почему? – тихо спросил Наоки.
И всю дорогу до постоялого двора Кенет рассказывал Наоки, почему
он ушел из дома и вознамерился сделаться магом. О том, как старый
волшебник прогнал его, Кенет и словом не обмолвился: не стоит Наоки
знать, какому недоучке он вверял жизнь и смерть своей сестры. И все
же Кенет рассказал ему очень многое; куда больше, чем хотел бы.
Пришлось рассказать. Наоки отчаянно нуждался в словах Кенета –
чтобы он мог, наконец, перестать стыдиться своего отца, забыть о
тягостной сцене за обедом и помнить только несгибаемую стойкость
старого вельможи, которого даже магическая боль не заставила
замолчать.