Яков Моисеевич нежно, но настойчиво
отстранил её от себя и сам смахнул предательскую
слезинку.
– Не рвите мою нежную, лирическую душу
на портянки, мадемуазель, и не поминайте лихом, – сказал он
хриплым, дрожащим голосом и отвернулся в сторону.
Мы с девчонкой поползли догонять
своих. Время потерялось, либо было далеко за полночь, либо –
накануне рассвета. Фриц стрелял люто во все стороны, трассеры с
шипеньем проносились над нашими головами, непрерывно взлетали
осветительные ракеты.
Ползли очень медленно, местность была
вся изрыта огромными воронками, в которые мы постоянно
проваливались, как в преисподнюю. Повсюду попадались разбитые
орудия и разбросанная амуниция. Брезжил рассвет.
Только успели шмыгнуть в ближайший
лесок, сзади стрельба усилилась. Все шли на цыпочках, а Вернигора
малахольно бубнил:
– Фрицы… Яшка, фрицы... Фрицы, а-а-а!
Гаденыш, родной! – и снова: – Яшка!..
Сашка с Мустафой стиснули зубы с такой
силой, что, кажется, слышен был их скрежет.
Я непроизвольно считал Яшкины пары,
где-то к пятидесяти ближе сбился, остановился и
зажмурился…
Взрывы двух гранат прозвучали почти
одновременно. Всё, это был конец.
Машутка рухнула на колени и беззвучно
зарыдала, хлипкие плечики вздрагивали как в лихорадке.
– Ты, это, ты, э-э-э, сестрёнка не
плакай, а тож серденько кровью обливается, я этими самыми руками
глотки буду рвать гадам, покуда последнего не разорву, – прорычал
Вернигора и сжал перед её носиком две свои волосатые кувалды. –
Клянусь тебе, Яшка, всех порву, тварей! – добавил он, уже глядя
куда-то в небо.
Дальше шли молча, сквозь деревья уже
просматривалась водная заводь. Иногда где-то высоко в небе шелестел
снаряд и бухал по другую сторону бухты.
Неожиданно послышался рёв моторов, и
на просёлочную дорогу прямо под нами выползла колонна фашистских
танков. Мы еле успели схорониться, но пронесло, не
заметили.
Старшина тихонько причитал:
– Эх, гранатку бы, а лучше
парочку.
– Может, сразу тебе гаубицу с
мортирой? – не удержался я.
– Э-э-эх, ничего ты, папаша, не
понимаешь! Мне Яшка как брат был родной, мы с ним с самой Одессы
пятились раком, думали, здесь уж накрутим фашисту бейца. Да, видно,
не судьба. Эх, Яков ты Моисеевич, зачем же ты так? Я бы тебя, как
ляльку, на руках нёс хоть до самого Берлину.
Колонна прошла, мы, перескочив через
дорогу, двинулись напрямик, через лес, к Инкерманскому мосту через
бухту. Ну вот вроде и почти дошли. Увы, картина нам открылась, не
внушающая особого оптимизма.