Нас выстроили в шеренгу по четыре, и какой-то "талантливый"
оратор, видимо из отдела пропаганды (у фрицев наверняка что то
похожее должно быть), при больших чинах и регалиях, начал нам
вешать видимо стандартную, дежурную немецко-фашистскую лапшу на
уши. Что то типа, что мы мол великие героические воины, и его фюрер
дарует нам с барского плеча жизнь, только сначала мы должны
соблюсти одну небольшую формальность: вытолкнуть из нашего строя
всех командиров, коммунистов и евреев.
Я стоял в первой шеренге и почувствовав на себе чей-то
пристальный взгляд, оглянулся. Мой старый знакомый Ветров как мне
вдруг показалось, пристально на меня смотрел, видимо взвешивая все
за и против, выдавать меня немедленно, или потянуть с меня кишки
немного неизвестностью.
«Не дождёшься гад!» - мысленно ответил я ему, и сделал первым
шаг вперёд из строя. Рядом со мной вышел из строя прихрамывая наш
седой командир, потом откуда-то сзади, расталкивая здоровых
мужиков, протиснулся и мой щуплый комсомолец Василий, с
перевязанной рукой.
А следом, яростно работая локтями, протиснулся и сам братишка
Ветров, стал впереди меня, закрыв меня своей мощной грудью, и до
боли сжав мою ладонь в своей руке.
Следом ожил и зашевелился весь наш строй. Бойцы всё выходили и
выходили, пока и все вышли.
Фашисты о чём-то между собой бурно посовещались. И главный фриц
снова вкрадчиво продолжил лить свой сладкий яд на наши покалеченные
изнутри и снаружи души: «Ви ест настоящий герои. Мы вас будем
лечить, и вы будет иметь великий честь послужить наш великий фюрер.
Ему нужны такий как вы, настоящий герой. Вы будет иметь всё что
будет только ваш русский душа пожелать: вотка, деньги и женщины. Я
вас не имею торопить с ответом. Вы может подумайть ровно дейсять
минутен».
Когда он замолчал, из строя вышел, сильно прихрамывая наш седой
командир, весь окровавленный, но всё с той же лёгкой улыбкой на
устах. И произнёс, совершенно неожиданную для нас, да и для фрица,
такую пламенную речь: "Я, как их командир, отвечу вам за всех своих
подчинённых: "Мы все согласны служить великому фюреру вашему".
Потом развернулся к нам и грустно произнёс, на этот раз только
для нас: «Отцы и братья! Мы славно били этих фашистских гадов! И
если бы нас не предали, бросив здесь без воды и патронов, то мы бы
наверняка разбили их, а не они нас. Но надо признать своё
поражение, и послужить теперь ихнему фюреру, так, как он это честно
заслужил».