У наших отвисли челюсти, в его адрес послышалась нецензурная
брань и возмущённый ропот. Но седой уже никого больше не слушал, а
шагнув в сторону немца, прихрамывая брёл и спокойно продолжал
говорить: «Я согласен служить твоему фюреру по гроб жизни».
От этой неожиданно произнесённой фразы, рот фрица расплылся до
ушей, и он даже что то презрительно сказал своим подчинённым,
кивнув в нашу сторону. Хоть я и не сильно разбираюсь в их языке, но
моя жена была учительницей немецкого и я кое чего успел
нахвататься. Фашист примерно так сказал: "Этих славянских животных
сложно победить в бою, но зато их элементарно можно обдурить. Что с
них взять? - Дикие люди. Тупиковая ветвь развития
человечества."
Когда до самодовольно улыбающегося фашиста осталось всего пару
шагов, седой одним длинным прыжком как разъярённый тигр набросился
на немца и вцепился зубами в его глотку. Они покатились под откос,
а вокруг как перепуганные тараканы бегали фрицы рангом поменьше,
что-то истерично крича и стреляя в воздух.
Они исполосовали спину капитана в клочья, думаю он умер
мгновенно, но фашисту это уже не помогло. Хватка нашего командира
была смертельной, и зубы его сведённые судорогой смерти им так и не
удалось разжать, сколько они не пытались.
Так они и остались лежать рядом, примирённые смертью. Озверевшие
немцы начали стрелять в воздух над нашими головами и нам под ноги.
Мы попадали на землю и так лежали пока они успокоились. Потом нас
подняли ударами прикладов и погнали по пыльной дороге. Так началась
эта печальная, для многих из нас последняя, дорога смерти.
Нас выстроили в здоровенную колонну и погнали по пыльной дороге
мимо городских развалин. Охранники шли по обеим сторонам примерно в
десяти шагах от нас. Пара полицаев с винтовками, из продавшихся
фрицам наших бывших соотечественников, чередовалась с парой немцев
с автоматами, или с итальянским карабинером.

Руководил колонной суровый немецкий офицер с зверским,
обезображенным шрамом, запыленным лицом. Он бодро гарцевал на
здоровенном немецком мерине, и постоянно сновал взад-вперёд
колонны, когда где-то вдруг раздавались выстрелы.
Было ещё двое других фрицев, они вальяжно, типа как на прогулке,
шли с злобными овчарками на поводках, которые постоянно скалили на
нас свои огромные клыки.
Колонна очень медленно ползла, утопая по щиколотку в белой
инкерманской пыли. Многочисленные раненые, которых поддерживали под
руки их товарищи, сильно сбавляли темп движения. По началу
обессилевших и упавших загружали в санитарную телегу в хвосте
колонны, а когда её заполнили до краёв принялись за дело
падальщики.