5. Лютень и Радан. Княжеское подворье Холмграда. Раннее утро восьмого дня Липеца
– Давай, рожай скорее! – тёмные номадские глаза Ратши сверкали в рассветном полумраке бесовски, сам юнец, хоть и был хрупок телом, с неожиданной силой толкал Мирона вперёд.
Мирон привычно упирался, бубнил что-то под нос… Кажется объяснял, что девка-чернавка[7]с которой за его спиной сговорился Ратша вовсе ему не нравится, что она – рыжая, а ему нравятся беленькие, что тело слишком дебело, ему нравятся те, что постройнее. В общем, пытался, как и всегда, придумать новую отговорку. Не забывая про старые, проверенные временем.
В конце концов невеликое терпение княжьего меченоши лопнуло, словно мыльный пузырь, он поднажал и Мирон, громко ахнув, вылетел на освещённую часть двора. Прямо наперерез красивой девке, выбранной для своего друга Ратшой.
– Здрав буди, Мирон, – ласково улыбнулась ему Ива. – Ты что такой растрёпанный? И взмок весь, словно коня по кругу таскал.
– И ты здравствуй, краса, – промямлил Мирон, заливаясь даже не красной, бурой краской от ушей до кончиков пальцев и чувствуя, как сердце бухается в пятки. – Давай, помогу.
Ива несла два тяжёлых ведра, полных помоев для свиней и отказываться не стала. Дошли до свинарника бок о бок. Ива, лёгкой походкой и налегке… Мирон – спотыкаясь и обливая чистые порты вонючей жидкостью с объедками. Но вот и свинарник. Огромных хрюндей здесь не было – почти сплошь поросята или молодые свинки. Как раз столько, сколько нужно чтобы накормить один, не слишком большой стол гостей, собранных у князя…
Дурно пахнущая жидкость наполнила поилку и Ива радостно обернулась.
– Мой витязь! – она явно вознамерилась вознаградить Мирона прямо сейчас и юноша попятился. Нет, не то, чтобы не хотелось…
– Ты куда?! – искренне изумилась девка, когда отрок вдруг сорвался с места и бросился бежать.
На счастье Мирона, ответ его был правдив:
– Князь приехал!..
И впрямь, дружинники у ворот уже раскрывали тяжёлые, обитые освящённым железом створки, Мирону же положено было встречать князя у крыльца. Почти никогда его служба не доводилась до конца – держать стремя молодому князю было бы оскорблением, он всегда сам, птицей взлетал в седло, сам спускался на твёрдую землю…
В этот раз Лютень въезжал во двор непривычно медленно. Конь, белый Снег, шёл, степенно переставляя тяжёлые копыта. Сам князь выглядел усталым и мрачным – даже обычный румянец со щёк сошёл. Рядом, лишь на полголовы отстав, ехал чужак, одетый как торинг, и тоже молчал.