Чтобы не
плодить себе врагов на пустом месте, я придумал простую легенду с
несколькими правилами, дабы окружающие были убеждены в
бесполезности попыток втянуть меня в какой-нибудь промышленный
шпионаж и бизнес-войны. Основополагающим правилом стало то, что от
мертвеца невозможно чего-либо добиться ни угрозами, ни уговорами,
ни убеждением. Если он при жизни скрывал какую-либо информацию, то
после смерти не выдаст ее и подавно. Поскольку реальных конкурентов
у меня в этой отрасли никогда еще не находилось, то и подтвердить
или опровергнуть существование такой условности было попросту
некому.
Конечно же,
это не могло на заре карьеры избавить меня от множества просителей,
желающих вовлечь в свои крайне мутные авантюры, связанные с
наследством, последней волей, закрытыми банковскими счетами, а
иногда даже и кладами. Но я все равно весьма умело избегал участия
в них, оперируя именно своими выдуманными ограничениями.
Но это все
происходило потом. А в первый раз, когда все-таки подтвердился весь
пересказ, слышанный мной от жертвы убийства, меня посчитали
соучастником преступления и закрыли в следственном изоляторе на
четыре дня. Галлиулин же, между прочим, в числе первых инициаторов
был. И если б не мое надежнейшее алиби, которым я осмотрительно
озаботился заблаговременно, то даже не берусь предполагать, чем бы
закончилась вся эта история.
Ну и
поскольку репутацию невозможно выстроить из одного единственного
кирпичика, в дальнейшем мне еще не единожды приходилось помогать
милиции просто так, забесплатно. По уже проверенной схеме моя
работа заимела характер частных консультаций, после которых
некоторые далеко не рядовые служащие получали на свои погоны новые
звезды. За эксплуатацию моего труда некоторые даже опрометчиво
обещали вернуть мне должок. И пусть я всерьез не рассчитываю
получить от них какие-либо преференции, но все равно по сей день
периодически напоминаю им о себе. Ну просто ради личного
удовольствия, чтоб позлить растолстевших начальников.
С тех пор
прошло уже много лет, но наши, я бы не побоялся этого слова,
дружеские отношения с Дамиром не только сохранились, но и даже
окрепли. Поэтому от этого человека мне вдвойне неприятно было
выслушивать подобные заявления.
Я даже
ничего не стал отвечать полицейскому, а лишь вопросительно изогнул
бровь, всем своим видом как бы вопрошая: «А ты не охренел ли,
родной?» Этого оказалось достаточно, чтоб Галиуллин сразу
сник.