– Здравия желаем, господин штабс-капитан!
Новиков сел за репетиторский стол, сообщил, что зовут его Сергей Александрович, затем достал небольшой блокнотик и принялся, вызывая кадетов по одному, расспрашивать каждого о месте жительства, о родителях, роде их занятий, братьях, сёстрах, родственниках и иных обстоятельствах воспитанников. При этом он делал неторопливые пометки в своём блокноте. Многие кадеты оказались из военных семей, только Ники и ещё несколько мальчиков были детьми учителей, врачей, адвокатов, а один был даже из семьи священника. Так Новиков познакомился со всеми и после разъяснения некоторых условий внутреннего распорядка Корпуса приказал кадету Плющеевскому, полная фамилия которого, кстати, оказалась Плющик-Плющеевский, вернуть отделение в зал третьей роты, что и было исполнено. С этого момента воспитанники были предоставлены самим себе. Некоторые ушли в спальное помещение, другие обрались к ротному фельдфебелю-каптенармусу с просьбой помочь в подгонке обмундирования, иные разбрелись по Корпусу.
День потянулся дальше в тягостном ожидании новых событий. Никита и Саша отправились знакомиться с Корпусом и в бесцельных блужданиях по коридорам и рекреациям быстро запутались и вскоре заблудились окончательно, потерявшись в бесчисленных помещениях; попадали то в гимнастический зал, то в корпусной музей, то в читальню, то в столовую, а в конце этой экскурсионной прогулки забрели в лазарет, в котором стояло всего несколько коек, впрочем, пустых, что говорило об отменном здоровье воспитанников корпуса.
Вечером третью роту отвели к чаю; через некоторое время случилась перекличка, и новенькие впервые стали в организованный строй. Потом прозвучала команда «отбой», после которой кадеты, раздевшись и аккуратно сложив свои мундиры на прикроватные табуретки, повалились в койки.
В спальном помещении было довольно прохладно, чтобы не сказать – холодно, а одеяльца на кроватях оказались весьма тонки, и мальчики, чтобы побыстрее согреться, свернулись тугими калачиками. Саша уснул мгновенно, сражённый усталостью и необычайными впечатлениями, а Никита, отчаянно замерзая, в тщётных попытках как-нибудь поудобнее умоститься на непривычно жёсткой кровати, долго ещё ворочался, лягался и раскидывал руки по сторонам. Всё крутились в его голове пирожки Нины Ивановны, похабные рожи Коваля и Асмолова, бесконечные анфилады корпуса и тщательно выглаженные койки корпусного лазарета, молодецкие усы каптенармуса, чёрные суконные брюки и красивая красной меди пряжка ремня, и вот, – заслоняя собой все дневные впечатления, надвинулась на Никиту колоссальных размеров статуя Императрицы Екатерины Второй, на которую, войдя в огромную, необъятную Тронную залу, набрели мальчики днём в своих скитаниях, и она со скипетром и державою в руках под сенью гигантских крыльев двуглавого орла нависла над спальней и закрыла своею тенью кровати воспитанников.