Он подвел ее к окну, и они долго смотрели на медленные волны Босфора, на купола больших мечетей и далекие серые холмы, за которыми когда-то первые отряды Османов поднялись против Европы.
– Мы уедем в Берлин, – сказал Ахмед-паша. – Ведь немцы наши союзники.
Азиадэ уже не плакала. В комнате было темно. С дивана доносилось тихое дыхание Ахмед-паши. Девушка сидела на кровати и широко раскрытыми глазами глядела куда-то вдаль. Она тосковала по Стамбулу, по старому дому, по мягкому воздуху родины. В почти осязаемой близости виделись ей минареты города калифов, и безмолвное отчаяние охватило ее. Ничего не осталось, все погибло. Все, кроме мягкого звучания родного языка и любви к древнему роду, некогда прославившему османский дом.
«Дедушка был губернатором Боснии», – подумала она и вдруг вспомнила, как врач коснулся своим коленом ее бедра. Она закрыла глаза и снова увидела его черные, слегка раскосые глаза. «Скажите „а…“», – говорил врач, а вокруг его головы сиял нимб.
– «А» – это якутская форма, а я – турчанка, и мы говорим в родительном падеже «и», – с гордостью ответила ему Азиадэ и заснула, нежно поглаживая под одеялом свое крепкое бедро.
Тревожно прислушиваясь к дыханию дочери, Ахмед-паша лежал в постели с закрытыми глазами и думал о своих сыновьях, уехавших из дома защищать империю и не вернувшихся назад, о дочери, которая должна была выйти замуж за принца, а теперь задыхается в океане варварских иероглифов, о своем кошельке, в котором было сто марок – все состояние дома Анбари, – и одновременно он думал о султане, который жил на чужбине и так же, как и он, тосковал по воздуху родины.
Когда за окном окончательно рассвело, Ахмед-паша встал и заварил чай.
Проснувшаяся Азиадэ выпрямилась на кровати и гордо заявила:
– Я уже совершенно здорова, ваше превосходительство!
* * *
Воздух в кафе «Ватан» на Кнезебекштрассе состоял из табачного дыма и запаха бараньего жира. Владельцем кафе был очкастый индийский профессор, который пользовался репутацией необычайно мудрого человека, из-за чего, собственно, и вынужден был покинуть родину. Старшего официанта звали Смарагд, он был обладателем длинного носа и чина бухарского министра. За маленькими столиками сидели египетские студенты, сирийские политики и принцы из королевского рода Каджаров. Они ели бараний жир и пили из крошечных чашечек ароматный кофе, который варил разбойник с гор Курдистана, широкоплечий, с густыми сросшимися бровями. Он знал восемнадцать способов приготовления кофе, но раскрывал секреты своего искусства только принцам, губернаторам и вождям племен.