Воин смотрел на меня с таким
ошеломительным почтением, что у меня аж спина ровнее стала! Да
ничёси я могу! Может я реально жрец?? Они вечно задвигают умную
ерь, не ходят на призыв, прям, как я! И тогда...
— А теперь иди, и возвращайся, когда
будешь готов! — решил я вживаться в роль.
Я отворил ему дверь и стоял с таким
гордым видом, что «любезнейший», теперь, на мой взгляд, сильно
приуменьшало мою величественную зелёную тушку.
Маргус ушёл, и если вернётся, явно
извлечёт для себя какой-то урок, хуже ему не станет, а у меня будет
время подумать. Не уверен, что с дедом у него конфликт, просто тот
давит своим королевским «Я». Всё свое детство я тоже был сыном
страшной матери, но когда я принял это и перестал перед всеми за
неё оправдываться, остальным тоже стало плевать, и я стал только
собой.
Я уселся на кровать и внезапно
осознал: заумные мысли напрочь лишают сил. Конечно, если заниматься
подобными нравоучениями весь день, то ни на какое сражение сил и не
хватит!
Стихающий трепет барабанов застал
меня одновременно с прорезавшим гряду частокола солнечным лучом.
Что дальше? Почему-то я ощущал странное опустошение. Маргус виделся
мне помехой в планах о познании себя и последующем спасении
деревни, но теперь кажется, что единственным планом, или тем, что
было способно выдернуть меня из тянущейся слизи бытия, был именно
он.
Он другой. Нет, я эльф, Принц
человек, это понятно, но мне казалось в нём присутствует что-то
ещё, какая-то живая спонтанность. Возможно, из-за долгого
нахождения в молитвенном забвении, я забыл, какого это: просто
разговаривать.
Кухарки тоже другие, и не из-за
квадратного светильника, или отсутствия тяги к боям и молитве. В
них было что-то... живое. Пытаясь зарыться поглубже в себя, я
попытался нащупать неподдающееся логике стремление, смысл. Я любил
что и все, играл в те же игры всё детство. Только сейчас задумался,
что за всю жизнь даже не был в другой части деревни. Лес, куда мы
частенько сбегали, а точнее его малая часть, и где я не был уже
приличное количество времени, до сих пор могу спокойно воссоздать в
памяти вплоть до иголок на ближайшей ели.
А дом? Не по размерам койка,
заправленная потрёпанным дырявым одеялом в тёмно-синюю клетку, всё
так же поскрипывала, истерзанная истериками штора всё так же
развевалась, щели в стене и полу не становились шире, даже свеча не
догорала. Мать всегда старалась привносить в нашу жизнь что-то
необычное, и это, на мой взгляд, всё только портило. Когда тебя
невольно пытаются выделить из толпы элементарным умением читать, и
ты становишься немного другим, окружающие в любом случае решат, что
ты стал хуже. Я понял это ещё в детстве, и, похоже, это понимание
напрочь убило во мне всё, что я сейчас пытался нащупать. Я оказался
просто маленькой безвольной тварью, из которой мать хотела
взрастить нечто другое. Ну нельзя же вырастить из клубня —
свинью?