От зудящего в черепе мыслительного
процесса рот открылся ещё сильнее. На секунду я задумался, почему
он в моих глазах прекрасен настолько, что я готов сменить
предпочтения и отдать всех примеченных самок кому-нибудь другому.
По всем нашим канонам, он ещё страшнее моей матери, но подобное
моему восхищение вызывает у каждого…
Мантия Ыркана водной гладью
обволакивала центральную площадь на шагов пятьдесят, и всегда
казалась мягкой, несмотря на каменное происхождение. Я откуда-то
прекрасно знал цвета каждой полоски на его рясе, хотя никогда не
видел изображения правителя «в цвете». Явно золотая в реальности
трость, расходящаяся рогами ясла у верхушки, у статуи была всё же –
каменной…
Солнце поднималось из-за кромки леса,
и центральный круг медленно наполнялся светом, женщины проснулись и
начали подтягиваться в кормильню. И как ни их, ни меня в детстве не
будил дикий рёв, которым всегда сопровождались наши бои?..
Пришло время завтрака, а я так и
стоял, разглядывая трость Ыркана, в надежде, что она сейчас всё же
заблестит золотом.
– Что, хорош?! – прервал мои
затянувшиеся размышления устроившийся рядом Арта.
– Что-то слишком хорош… – промямлил
я.
Я скрепя зубами и слегка содрогаясь
смог оторвать взгляд от белоснежного изваяния, чтобы взглянуть на
друга. Он уже будто забыл о моём присутствии, и как под душманом
стоял, уставившись на Ыркана. Нездорово поблескивающие глаза горели
странным вожделением и мышцы лица начали медленно слабеть, отпуская
челюсть в свободное падение.
– Арта… Ты как себя чувствуешь?
Друг не ответил, а я сообразил, что
буквально минуту назад, точно также стоял, трясясь в блаженном
экстазе от одного вида правителя. И узрел, что стороны это выглядит
крайне мерзко!
Площадь быстро заполнялась народом, и
я наблюдал, как оживлённая беседа внезапно прерывается силой
поклонения великому. Мне стало так жутко, что я боялся взглядом
задеть хоть божественный мизинец или локон.
Вся деревня столпилась на площади, и
плечом к плечу счастливо встречала новый день… пялясь на статую,
кого-то очень не похожего на нас…
Мы стояли в тишине, изредка
прерываемой вздохами, ахами и шелестом воды из бочек. Кухарки
продолжали очищать тарелки, будто, не замечая всеобщего настроя на
молитву. Я аккуратно протиснулся спиной подальше к краю, но судя по
всему мог сделать это накрикивая задорную песню и пританцовывая,
никто бы и ухом не повёл.