Когда они достигли Клушина, воздушный разбойник, сделав своё чёрное и бессмысленное дело, убрался восвояси. Деревня горела с разных концов. Неподалёку от полыхающего здания школы лежала навзничь, головой в лопухи, молодая женщина.
– Дуня… почтальонша…
То была первая убитая в Клушине, и дети не решались к ней подойти.
Ксения Герасимовна одёрнула на погибшей юбку и прикрыла ей платком лицо.
От конторы подбежали мужики, с ног до головы испачканные глиной, – видать, отлёживались в огороде, – подняли Дуню и унесли.
И тут все услышали плач, прерывистый, взахлёб, похожий на кудахтанье.
На чурбаке у школьного дровяного сарая сидела незнакомая девочка и горько плакала, прижимая кулаки к глазам.
Ребята окружили незнакомку.
– Ты кто такая? – спросила Ксения Герасимовна, присев на корточки.
Рыдания стали громче.
– Откуда ты, девочка?
Ксения Герасимовна сильно и умело отвела маленькие кулаки. Открылась рыжая пестрядь веснушек, на переносье сливающихся в одну сплошную веснушку. И понадобилось время, чтобы высмотреть нос кнопкой, круглые щёки, капризный рот и чёрные заплаканные глаза. Лицо девочки напоминало апельсин, в который на смех всунули два уголька. И дети сразу оценили это маленькое чудо.
– Вот это да-а! – восхитился Пузан. – Она пестрее Людки Былинкиной!
– Сравнил тоже! – подхватил чернявый, как жук, Пека Фрязин. – Людке до неё как до небес!
– Помолчите, ребята! – строго сказала Ксения Герасимовна. – Ты откуда, девочка?
– Мясоедовские мы, – по-взрослому ответила та.
– Как тебя звать?
– Настя.
– А фамилия?
– Жигалина.
– Постой, ты не предколхоза дочь?
– Ага!
– А как здесь очутилась?
– Меня мамка привела. К тёте Дуне жить.
– Дуня вам родная?
– Ага. Она тёти-Валина дочка.
– А где же твои родители?
– Папка в этом… ополчении, а мамка в госпитале.
Ксения Герасимовна чуть помолчала, что-то соображая внутри себя.
– Слезами горю не поможешь, – сказала она решительно. – Пойдём, будешь со мной жить…
Клушинскую школу перевели в колхозное правление. Сюда же переколотили школьную вывеску.
После уроков, когда ребята гуртом выкатились на улицу, Пузан предложил Пеке Фрязину:
– Эй, Жук, давай из новенькой «масло жмать»!
– Лучше из тебя «жмать», жиртрест! – огрызнулась Настя.
Ей бы помолчать: из новеньких всегда «масло жмут», и ничего страшного тут нет. Но её насмешка обозлила Пузана, а строптивость – Пеку Фрязина. И «жмать» её стали с излишним азартом.