Лицо защищавшегося при этом даже не раскраснелось, более того – выражало откровенное удовольствие.
– Раз вам так хочется, готов обучить вас своей солдафонской науке! – повысил он голос. – Что, содомиты паршивые, боитесь подступиться? Ну что же вы? Шпага – не алебарда, это не так уж страшно… Ну, вперед!
Содомиты!
Слово, произнесенное студентом, разом все объяснило Григорию.
Не раз доводилось ему слышать, что при университетах Европы нонче возникают компании юношей, несколько, скажем, излишне увлеченных просветительскими идеями. Конечно, в этом заключается определенная опасность – содомский грех осуждается не одной только Церковью… однако в крупных городах у них всегда находятся влиятельные покровители – тайна объединяет и связывает верной порукой, говорят, они образуют потаенные общества, которых иной раз опасаются даже власти…
Григорий сам не понял, как оказался не за столом, а на улице – и со шпагой в руке.
– Господа! Впятером на одного – нечестно, вы так точно потеряете право называться мужчинами…
Одинокий вояка бросил лишь один взгляд на человека, неожиданно вставшего рядом с ним. У «солдафона» было хорошее лицо – с правильными, крупными чертами, украшенное пушистыми, ржаного цвета усами, и неожиданно по-детски светло-голубыми глазами.
Студенты не ожидали вмешательства и дрогнули, чем усатый и не замедлил воспользоваться. Одного он пресильно треснул шпагой прямо по предплечью возле гарды. Противник был без обычных для поединка длинных – в локоть – перчаток из толстой кожи, а потому, истошно завопив, выронил короткую шпагу с замысловато украшенным эфесом, и, затряся рукой, отскочил в сторону. Другого «солдафон» – как бы продолжением того же изогнутого удара – угостил плашмя по широкополой шляпе с пижонскими цветными перьями. Тот закачался и рухнул на задницу, нелепо уставившись в глубину улицы. «Были бы мозги – наверняка получил бы сотрясение мозга», – глядя на осоловевшего студента, вспомнил старую шутку Григорий.
Тут-то противники и показали спины – хотя в данном случае, скорее, зады. И Григорий удержаться не сумел. Поступил, признаемся, неблагородно. Проводил одного из замешкавшихся студентов, легонько ткнув острием шпаги в то место, которое служило самым ярким выражением его свободомыслия. Вновь раздался отчаянный вопль, и вся компания резво припустила прочь, провожаемая дружным хохотом русского и немца.