Попасть домой Артёму удалось только ближе к вечеру: основное
время заняли отчёты. Устные; по словам сэра Джеймса, нет смысла
требовать от дросселя письменного. Электронный секретарь – этакий
очень “умный” диктофон – запишет невообразимую путаницу, а если
писать на бумаге, то без дросселя записи и вовсе не прочесть.
Пришлось диктовать. Помог доктор Арчибальд Ливси: сказал, что часть
событий у него уже зафиксирована, так что Артём просидел не до
полуночи, а просто до заката.
“Q” потребовал вернуть ему “фирменную одежду”, на исследование и
доработку, так что домой Артём возвратился в самом обычном мундире
самого обычного рядового.
Весь дом – кроме Марины – встретил его, в гостиной, она же
столовая – радостные лица. Они радуются, что я вернулся домой? Ах,
да, я ведь ещё не понял по-настоящему, что здесь всякий раз
прощаются навсегда – даже если уходишь за ворота Рима, только чтобы
сразу же вернуться. И встречают так же – словно уже и не чаяли
свидеться.
Марина ждала его в спальне. Молча бросилась навстречу, обняла –
ни слезинки, ни одного слова. Только запах её волос и стук сердца.
Когда она отпустила его, то... улыбалась.
— Вот я и дома, – Артём не отпускал её рук. – Никогда не думал,
что это будет так приятно. С вами всё хорошо?
— Лучше не бывает! – Она смахнула пару слезинок. – Нет-нет. Не
вздумайте извиняться. Давайте, я сама скажу.
Она мягко высвободила руки и, отвернувшись, подошла к окну.
Задёрнула шторы.
— Один раз, Ортем. О каждой из них вы можете рассказать мне
только один раз. А потом, когда меня нет рядом – рассказывайте,
кому угодно и как угодно. А если я рядом – только если я согласна.
Хорошо?
Она обернулась и... смутилась.
— Если вы не возражаете, – завершила она почти робко. – Да?
— Пусть будет так. – Артём кивнул и достал из кармана куртки
“выкуп”. И сказал, что это и от кого. Марина ахнула, приняла
подарок – или что это было – и долго смотрела на каждый кусочек
янтаря. Надела ожерелье – оно замечательно идёт ей. И выглядит
Марина теперь царицей.
— Идёмте за мной, – потянула его за руку, повлекла в соседнюю
комнату – студию, в которой теперь занималась своими делами:
читала, писала картины, делала эскизы. Когда позволяют новые
заботы.
— Пожалуйста, сядьте ко мне спиной, – попросила она,
разворачивая мольберт к себе. – Вон в то кресло. Да-да, спиной. А
теперь расскажите, какая она. Расскажите всё, что захотите, я не
обижусь.