Непокорившиеся. - страница 12

Шрифт
Интервал


Ты кто?

Лена вдруг ясно поняла, что от этой женщины нечего ждать пощады. Что впереди её ждут страшные мучения. Пусть уж убивает сразу.

ЧЕЛОВЕК!

Это не ответ! Что значит - человек?

ЧЕЛОВЕК — это звучит гордо!

Эсэсовка изумилась.

ЧТО-О-О-О?! ЧЕЛОВЕК? ЗВУЧИТ? ГОРДО? ФИ-ЛО-СОФ!

И она принялась смеяться каким-то неестественным, механическим смехом. Вдруг, резко перестав, немка стала говорить, сопровождая каждое слово несильными ударами перчаток по лицу Лены.

ТЫ! ПЛАТОН! ДЕМОКРИТ! КАНТ! БЛАВАТСКАЯ казачья!

Все эти имена у неё звучали как матерные ругательства.

Вот значит какой у тебя костяк, внутренний стержень, основа — вера в человека! Ну что же, я покажу тебе человека во всей красе! Запомни, человек — это двуногая скотина, к несчастью наделенная разумом. И на земле было бы гораздо лучше, если бы на ней не было вообще человека! Ни одного! Ты поймешь, какой человек на самом деле! На самом деле, а не такой каким его описывают в разных книжонках! Ты поймешь, что ты сама за человек. Сама себя переделаешь, сама себя не узнаешь. Вот тогда ты и поймешь, что это такое — ЧЕЛОВЕК!

Скоро сёстры оказались в огромной колонне военнопленных

Навстречу им проносились бесконечные колонны немецкой техники, всем своим видом показывающей свою чуждость, нездешность. Русские танки, броневики, грузовики и машины имели покатые корпуса и закругляющиеся башни, а немецкие были словно из одних углов. Оля подумала — Словно топором рубленные.

По обочинам валялось множество подбитой или просто брошенной нашей техники, а немецкие колонны, хоть и были все в пыли, создавали убеждение в их непобедимости, бесполезности сопротивления.

Девушки сами поразились произошедшей с ними внутренней переменой. Словно внутри них сломалось что-то важное, без чего невозможно себя уважать. Словно из них вынули какой-то внутренний стержень, как позвоночник и теперь руки и ноги будто отказывались двигаться. Навалилось тупое безразличие, апатия ко всему. Тупой, безвольный скот. Сказали встать — встают. Говорят сесть — садятся. Идти — идут. Чувство этой опустошенной усталости ломали всякие попытки думать, злиться, ненавидеть. Бред, кошмар — проснуться надо, но это был не сон.

В первые дни войны немцы огородили колючей проволокой большое поле и назвали её «ДУЛАГ». За неё загнали тысяч двадцать русских военнопленных, постоянно пригоняя все новых и новых. При входе отделяли командиров, политработников и евреев, которых смогли выявить. Их поместили за отдельной загородкой «лагерь в лагере», бывший под усиленным конвоем. Огромные массы людей сидели, бродили, спали, чего-то ожидали. Три дня немцы не давали есть вообще ничего. Пленные стали копать руками землю, доставая картошку и свеклу. Потом стали есть траву, выкапывать коренья, пить воду из луж. Скоро травы не осталось, земля превратилась в голый плац.