- Ой. Да что я тебе зубы сынок заговариваю. Ты ж наверняка с
голода помираешь. Надо тебя к нашим скорее вести – спохватился
дедок.
- Та не. Николка ваш грушами уже меня попотчевал. Чуть не лопнул
я, пока все их осилил.
- И это радует. А то в отряде и самим нам жрать особо нечего.
Все наши закладки фрицы ещё зимой подчистили. Шибко голодуем мы. В
зиму половина от голода мужиков померла. А вот бабам хоть бы хны
тот голод. Двужильные они что ли?
- И что, много тех баб у вас там, - ехидно спросил я?
- У нас баб почти половина, да стариков с детьми ещё треть. Да
каждая наша бабёнка, она трёх мужиков в бою стОит. Ты главное не
пытайся кого то из них закадрить, а то ненароком ампутируют тебе
чегось лишнего. И енто ты ещё легко отделаешься тогда.
- Мы дружно заржали и двинулись дальше в лес.
Скоро показались хорошо замаскированные шалаши, а между ними
высыпали эти самые партизаны с партизанками. При виде одной из них,
я схватился за сердце, истерично вскрикнул: «Маруся!», так она была
дико похожа на нашу погибшую Маруську. Только вроде бы чуть её
постарше. На что та сначала смерила меня испепеляющим взглядом. А
потом строго отчеканила, как пулемёт: «Я тебе не Маруська, папаша,
я Клава, а вот ты похоже - старый похотливый козёл».
Потом помолчала немного и грустно так протянула: «Тебе
сколько-то лет? Кобелёк ты престарелый?
- Извини детка, похоже я обознался. Мне 43.
- Я бы тебе столько не дала, папаша.
- А мне уже столько и не надо малышка – ехидно ответил я ей,
наивно пренебрегши советом деда, в силу своей природной пошлости,
наверно. Ну и конечно же пожалел тут же о своей несдержанности,
увидев как эта девица, пылающая благородным гневом вытаскивает из
ножен, висящий у неё на поясе немецкий штык-нож. Последнее что
мелькнуло в моей пустой голове, это: "Как же наверное будет приятно
погибнуть от рук такой горделивой красавицы".
Спас меня лишь гомерический хохот окружающих нас партизан и
партизанок.
Клава отчаянно покраснела, пытаясь что-то возразить начала
хватать как рыба воздух ртом, потом смачно вернула свой штык-нож на
его место в ножнах, и стушевавшись, юркнула в свой шалашик, на
последок яростно буркнув себе под нос: "Я тебе гад покажу ещё
Кузькину мать".
Когда все окружающие окончательно отсмеялись и уже перестали
держаться за свои тощие животы, вперёд вышел седой мужик с маузером
в деревянной кобуре на поясе, и хотя был он в гражданской одежде,
но явно с флотской выправкой, которая выдавала в нём командира со
стажем, и сквозь смех спросил указывая на мою перевязанную руку:
«Ты где дед откопал этого недостреленного юмориста?»