Неожиданно я увидел, что лежащий в луже крови боцман подаёт ещё
признаки жизни. Его видно резанули в лёгкое, и он хоть плохо мог
говорить, а лишь что-то мычал, и с присвистом хрипел, но из его
хрипов я всё же понял, что эти перевязанные, заминировали снарядные
погреба под нашими зенитными орудиями, и наше судно с минуты на
минуту взлетит на воздух.
Я помог боцману подняться, и мы побрели по выскальзывающей
из-под ног палубе, искать целую шлюпку. Откинули брезент на
последней, чудом сохранившейся, небольшой лодке, а оттуда на нас
вдруг яростно кинулся наш корабельный кок Петюня.
Он, когда увидел мясорубку, которая заварилась на корабле,
юркнул под брезент внештатной шлюпки, и когда мы подняли тот
брезент, чуть не убил нас какой-то железякой с перепугу.
Эта шлюпка, единственная осталась целой. На счастье, наше, и
особенно Петюнино, бандиты сюда не добрались, и это нас почти что
спасло. Втроём мы смогли, несмотря на ужасную качку, спустить
шлюпку на воду, и принялись усиленно грести подальше от нашего
судна, каждую секунду ожидая взрыва. На такой огромной волне наше
спасение было очень сомнительным, но в последний момент перед
взрывом мы поймали-таки гребень волны, и она отнесла нас на
безопасное расстояние.
Судно взорвалось одновременно с обоих бортов. Взрывы снарядных
погребов, а там было примерно по тысяче снарядов на пушку, не
оставил ему ни малейших шансов, палуба вздыбилась и треснула
обшивка борта. Буквально через пару секунд оно переломилось ближе к
корме и там раздался третий взрыв. Ещё через какое то время под
дикий свист выходящего из трещин в борту воздуха корабль скрылся
под волнами.
Мы были в шоке, отчаянно орудуя вёслами, пятнадцать миль
проскочили чуть ли не на одном дыхании и на полном ходу выбросились
на песчаный берег недалеко от Гурзуфа.
Мы уже радовались, что спаслись, но тут к нам подбежали какие-то
люди, в форме красноармейцев, но без знаков различия, вооружённые
саблями, и автоматами ППШ. Они нас сурово спросили кто мы такие и
куда путь держим. На что болтливый Петюня ляпнул, что мы со
взорванной Армании, матросы советского военно-морского флота.
Главный из ихнего отряда недобрым взглядом смерил нас со
словами: «Значит красные пролетарские матросы? А мы вот белые
антипролетарские казаки будем». И тут же шашкой рубанул меня с
плеча. Я видимо успел чуть вывернутся, и удар этот оказался не
смертельным. Когда я пришёл в себя, то увидел бредущую по берегу
старушку, собирающую дрова, выброшенные волнами на берег. Рядом со
мной лежали порубленные, бездыханные тела моих товарищей. Бабушка
оказалась старенькой татаркой из прибрежной деревеньки. Она меня
подобрала, спрятала у себя в подвале и буквально вытащила за уши с
того света. А когда я смог ходить, отвела в лес к партизанам. Вот
такая невесёлая история со мной приключилась».