, – написал Яков Васильевич Казину.
Глава Екатеринбургской фабрики прекрасно понимал, что своим отказом обрушит на себя гнев графа, который при желании сотрет его в порошок. Коковин уповал на судьбу и на то, что находится вне пределов власти Перовского, ведь Урал оставался в ведомстве Кабинета Его Императорского Величества.
Не пришибло тогда еще гранитной глыбой Прокопия Скуратова, не стал он еще юродивым, не огорошивал еще своими странными пророчествами прохожих. Некому было предупредить Якова Васильевича о последствиях столь дерзкого отклика на обращение придворной особы. Да если бы и был предупрежден, вряд ли Коковин поступил бы иначе, разве что раньше времени утратил бы покой.
Задетый отказом граф развернул кипучую деятельность. Лев Алексеевич мобилизовал свои превосходные дипломатические способности и добился-таки указания министра, предписывающего Коковину выполнять требования Департамента уделов. Не мытьем, так катаньем Лев Алексеевич достиг своего: несговорчивому директору гранильной фабрики впредь ничего не оставалось, кроме как подчиняться приказам Перовского.
С тех пор ручеек драгоценных камней с Урала направился в руки корыстолюбивого графа, а когда в окрестностях Екатеринбурга обнаружили изумрудную жилу, ручеек превратился в бурный поток. По иронии судьбы один из первых уральских самородков, лично ограненный Яковым Коковиным, украсил перстень Перовского. Заботясь о собственном обогащении, Лев Алексеевич распорядился заложить разведку изумрудов в пользу Департамента уделов. Цель Перовского была настолько очевидной, что Коковин, даже находясь под нависающим над ним дамокловым мечом, не смог выполнить требования графа. Яков Васильевич расплывчато ответил, что «для сего нужно особое предписание моего начальства».
Не подчиниться ему, государственному деятелю, столбовому дворянину, другу самого императора?! Перовский впал в ярость. Он расценил демарш Коковина как личное оскорбление, а такого Лев Алексеевич не прощал никому.
Заложник чести, урожденный крепостным, Яков Коковин не мог поступиться собственными принципами. Он хорошо представлял, насколько опасен для него Перовский, но, как всякий русский человек, Коковин уповал на Бога и надеялся на авось. Ко всему прочему, строптивый директор продолжал рассчитывать на покровительство Кабинета его Императорского Величества, в чьем подчинении он все еще находился. Перовскому пришлось вновь обращаться к министру Императорского двора. Вскоре из Кабинета в Екатеринбург поступило строгое предписание «неукоснительного исполнения требований Департамента уделов на счет добывания цветных камней, не исключая из оных и изумрудов».