Семён поднялся и устало оглядел поле боя. Стало понятно, что позиция захвачена и драться больше не с кем. Всего лишь несколько немцев драпали по полю в сторону Самодуровки, остальные навсегда остались лежать здесь.
На востоке, над виднеющейся вдали рощицей, показался алый краешек солнца. Земное светило словно выглянуло из-за горизонта, чтобы утолить своё любопытство и узнать, что сейчас происходит на этой стороне планеты. Но уж лучше бы оно оставалось в неведении, потому что здесь по-прежнему шла жестокая, кровавая война, и люди продолжали убивать друг друга.
В стороне в траншее произошло какое-то оживление. Семён подошёл туда и увидел молодого немецкого солдата, лицо которого было белым от страха. Немец поднял руки и прижался спиной к стенке окопа, затравленно глядя на собравшихся вокруг него красноармейцев.
– Bitte nicht to ten,[7] – пролепетал дрожащим голосом фриц. – Bitte…
– Шо ты там лопочешь, немчура поганая? – Потапов шагнул к пленному и врезал ему кулаком в челюсть. – Поди, помирать не хочешь, да?
– Да в расход его, и всех делов, – предложил кто-то из красноармейцев.
– Как-то не по-людски это, – возразил Семён. Пленный уже вызывал у него чувство жалости – худой и лопоухий.
«А может, мобилизовали, не спросив разрешения? Мало ли… Ведь не все же они сами на фронт рвались? Не может же быть, что среди них нет нормальных людей…»
– Не по-людски, говоришь? – протиснулся к немцу Петров, на скулах которого играли желваки. – А они по-людски поступают, а?
Рядом на бруствере окопа появился Романцов.
– Что тут у вас? – Прищурив карие глаза, он быстро пробежался хмурым взглядом по лицам бойцов и, конечно же, сразу всё понял.
– Да вот, товарищ лейтенант. – Потапов кивнул на немца. – Думаем, что с ним делать.
– Есть предложение прикончить, – возбуждённо произнёс Петров.
– Предложение отпадает, – резко отрезал Романцов. – Мы, воины Красной Армии, не должны уподобляться фашистам. – Он чеканил каждое слово, будто произносил сейчас торжественную речь. – Убить без всякой жалости врага в бою – это одно, это правильно… Но убивать безоружного – это не по-советски. Всем понятно?
– Куда уж понятней, – проворчал раздосадованный Петров.
– Сегалов, передай пленного во второй взвод, – подумав, распорядился Романцов. – Всем остальным рассредоточиться. И не маячьте вы на бруствере, как мишени! – Он наклонился над одним из мёртвых немцев, коснулся пальцем пряжки чужого ремня и прочёл на ней надпись. – Гот мит унс. – Лейтенант распрямился во весь свой немалый рост. – Бог с нами!.. Слышал, Сегалов? Ну и где их бог? Что скажешь? Помог он им?