Сегалов неопределённо хмыкнул в ответ.
– Что и требовалось доказать, – заключил Романцов.
Глаза взводного повеселели. Он снял фуражку и погладил рукой коротко остриженную голову, а затем подмигнул пленному.
– Топай, фриц. Сейчас я твой бог…
Спрыгнув в траншею, Семён увидел перед собой Ильяса Давлетгиреева, лицо которого было забрызгано кровью.
– Еэх, хароший драка был, – радостно произнёс Ильяс, вытирая лезвие своего ножа куском ткани мышиного цвета, наверное, оторванного у кого-то из убитых фашистов.
– Ранен? – обеспокоено спросил Семён, оглядывая товарища.
– Нэт, цэлый. – Ильяс вытер рукой лицо и удивлённо посмотрел на кровь. – Это нэ мой кровь.
– Точно, не твоя?
– Нэт, нэ мой. – Чеченец криво усмехнулся. – Вражий…
* * *
Солнце уже взошло над горизонтом и теперь вовсю озаряло истерзанную боями, мёртвую Самодуровку. Картина была удручающей. От половины домов в селе остались обгоревшие развалины, а остальные походили на жалких, покалеченных беспризорников.
Семён представил, какая была жизнь в этом селе до войны, как здесь горланили по утрам петухи и мычали, требуя дойки, бурёнки, как гоняли лошадей в ночное бедовые хлопцы и вязали под песни снопы из срезанных колосьев ржи весёлые девки и бабы. Всё это, конечно же, было здесь, пока сюда не пришла страшная беда. А теперь село вообще опустело – загодя до начала сражения все местные жители со своей домашней животиной были отсюда эвакуированы.
«А сколько сейчас всего стоит таких вот опустевших и безжизненных сёл и деревень? – горестно подумал Золотарёв. – Должно быть, очень-очень много. Одни сожжены вместе с людьми карателями, другие полностью разрушены войной… А сколько ещё таких, что едва выживают и терпят великие страдания и унижения под кованым немецким сапогом?»
От этих мыслей его руки крепче сжали винтовку, а в душе заклокотала ярость.
«Ну ничего, ничего, скоро мы эту погань сковырнём с нашей родной земли и потом возродим все несчастные сёла и деревни, сделаем их ещё краше прежнего…»
Неожиданно в воздухе засвистело, и через пару секунд немецкая мина взорвалась, немного не долетев до траншеи, метрах в пятидесяти левее. Не успел развеяться дым от взрыва, как засвистела вторая мина, а за ней – ещё одна, и ещё. Они взрывались то перед траншеей, то позади неё, и было понятно, что огонь немцы переносят всё ближе и ближе к взводу Романцова.