— Филимон, — я обернулась к
фамильяру. — Филя, ты у нас единственное волшебное существо. И ты
тут единственный взрослый мужчина, хоть и кошачий. Проверь, а?
— А че сразу я? — кот, похоже, тоже
не горел желанием осматривать «труп» и попятился назад.
— Филь, ну должен же ты хоть что-то
делать. Мы вот с Тимаром грязь всю убрали. А завтра нам еще к
водяному идти, помогать пруд чистить.
— Вот вечно так… — пробурчал он
недовольно. — Как сметанки мне налить, так попа, видите ли,
толстая, а как трупы проверять, так я единственный взрослый
мужчина.
— Хорошо, уговорил. Получишь целую
пачку сметаны сегодня, — я чуть улыбнулась и с опаской покосилась
на спокойно лежащего мужчину.
Филимон бурча что-то под нос,
прокрался к кровати. Встал на задние лапы и с осторожностью понюхал
плечо мужчины. Затем вспрыгнул на подушку, понюхал его лицо.
Приложил одну лапку к шее, там, где обычно бьется жилка. Потом этой
же лапкой приподнял мужчине веко и заглянул ему в глаз. Как он это
сделал лапой, все же кот, я не знаю, но сделал.
— Филь, ну что там? — я не выдержала
первая.
Тимар за то время, что Филимон
обследовал тело, подошел ближе и сейчас стоял у кровати. А вот я
приближаться не спешила.
— Спит он, представляете? — обернулся
к нам фамильяр.
— Как спит? — не поняла я.
— Ну как? Обычно. Живой он, и
спит.
— И что нам теперь делать?
— Что-что, — пробурчал кот, спрыгивая
с кровати, и громко чихая. — Выкидывать все эти тряпки. А мужика
этого мыть и переодевать. Можете еще волосы ему подрезать — вон как
отросли, видно не один год тут спит.
— Блин! Я не пойму, я что —
клининговая компания? Почему я вечно должна что-то отмывать и
чистить. Достало уже! — психанула я.
Подошла к кровати, с опаской потянула
за ворот на рубашке спящего мужчины, чтобы рассмотреть, что за
цепочка у него на шее поблескивает. А ворот так у меня в пальцах и
остался — ткань вся истлела, и пока ее не трогали, сохраняла форму,
а от прикосновения расползлась. М-да. Страшно представить, сколько
же времени он тут лежит? И явно сон это не простой. Ведь ни один
человек не проспит столько времени, чтобы на нем истлела одежда. А
мужик-то, вон какой, очень даже неплохо сохранившийся, на вид ему
не больше тридцати.
— Так, ладно, — я повернулась к
притихшему Тимару. — Давай мы сейчас все тряпье выкинем к чертовой
бабушке, иначе здесь задохнуться можно. Кренделя этого пока оставим
тут, только накроем чистой простыней. Раз он спит, то денек другой
ему погоды не сделают. А потом решим, что с ним дальше делать.