Юноша видел, как испуганно отшатнулись от него стоящие рядом
девушки. Слышал, как тревожно зашептались парни. Прекрасно понимал,
что смотрится сбежавшим с рудника каторжником… вон, даже следы от
кандалов на шее и на запястьях есть, потому что местами они натерли
ему кожу до кости. И не мог не сознавать, что отныне станет для
класса изгоем. Но не слишком этого опасался – два месяца плена
отучили его стремиться быть в чьей-либо компании. Он больше
переживал, что начнутся расспросы, тогда как маг строго-настрого
запретил распространяться насчет Кратта. И велел молчать до тех
пор, пока сам не вернется и не решит, как быть.
Лер Дербер поджал губы.
– Кто тебя так?
– Уже никто, – нахмурился Вэйр.
– Почему не сказал?
– Не подумал.
– Болит? – сухо осведомился преподаватель.
– Нет. Я привык.
– Привык, говоришь? – У лера Дербера опасно изменился
голос. – Значит, так: сейчас одеваешься и отправляешься в
лечебное крыло к леру Лоуру. Пусть заштопает, пошепчет что надо и
уберет этот ужас. На следующее занятие явишься уже в приличном
виде, понял?
– Да, лер, – поморщился Вэйр, жалея, что не сообразил
промолчать. Но дело сделано – весь класс увидел, во что Зег
превратил его спину. А то, может, уже решил, что в академию привели
беглого преступника.
Проклятие… знать бы, где упасть!
Юноша с досады чуть не сплюнул и попытался надеть рубаху.
– Куда? – остановил его преподаватель. – Нечего
одежду портить. Иди так и постарайся не напугать лера Лоура. Заодно
придумай какое-нибудь правдоподобное объяснение, чтобы наш строгий
лекарь не решил, что это я принялся калечить учеников на занятиях.
Все понял?
– Да, лер.
– Тогда вперед. Первая лестница направо, потом прямо и
вниз, через парк и прямой коридор.
Вэйр скомкал проклятую рубаху и быстро вышел, мысленно
поклявшись, что лучше вернется к себе и самостоятельно приведет
себя в порядок. Лишь бы не подвергаться допросу и не испытывать
неловкости за последствия своих недавних подвигов.
Айра проснулась от непривычного ощущения неги. Вокруг было очень
тихо, неподалеку весело щебетали птицы, лицо овевал прохладный
ветерок, а сама она утопала в мягкой перине, о которой не так давно
не смела даже мечтать.
Она не сразу поняла, что находится уже не в лесу, а в доме. Что
внизу не густая трава, а самая настоящая кровать с белоснежными
простынями, подушкой и легким одеялом, заботливо подоткнутым со
всех краев. Что нет поблизости вонючего болота, мерзкого запаха
гнили и боли. А вместо этого был уют и тепло домашнего очага,
просторная комната с приоткрытыми окнами, слабо шевелящиеся
занавески, похожие на шелковые крылья, и осторожное прикосновение к
левому бедру, смутно похожее на то, что кто-то бережно гладит
израненную кожу.