Мира возвратилась очень быстро, неся
на подносе тарелку супа, судя по аромату, как доложил мне мой
голодный организм, куриного. Еще мне предложили чашку с травяным
чаем, который после пробы оказался лечебным тетиным сбором, и
домашний творожный йогурт в креманке. Тетя помогла мне справиться с
обедом, не так уж и легко, скажу я вам, вот так с разбегу стать
левшой. Над правой рукой я пока сжалилась, страшно ее было даже
поднимать, с таким-то обилием бинтов.
Мы обе не были болтушками, и хоть
редко теперь виделись, тишину нарушали только короткие фразы о
последних новостях, в основном, связанных с тетиной работой. Она
пробыла недолго, настояв на том, что мне нужно отдыхать. Щекотливую
тему она больше не затрагивала. На прощанье она коснулась моей щеки
своей такой родной, немного загрубевшей ладонью и ушла, тихо
прикрыв дверь.
А я погрузилась в воспоминания,
которые старалась прятать все годы обучения в университете
Вайоминга, об этих местах и их жителях.
Я ненавидела это место и все, что с
ним связывает, ровно с тех пор, как меня в пять с половиной лет
привезли в Ловелл. Даже тетю порой, за то, что ее стая ей ближе,
хоть она единственный человек, не считая университетский друзей,
кому есть до меня дело на этом свете.
Все, что было до пяти лет, я помню
смутно. Только маму. Это потом тетя Сара мне рассказывала, что мы
жили в городке Пауэлл, переезжая из одной съемной квартиры в
другую. Отец бросил ее, то, что она принимала за любовь, было с его
стороны небольшой интрижкой, а там поминай, как звали. Для него она
была временным эпизодом, зато он перевернул ее жизнь полностью. Моя
мама такая же, как и они, она родилась здесь, а влюбилась в
обычного человека и покинула стаю. Оказывается, уходить можно, а
вот рожать полукровку - это уже не прощается, после моего рождения
ее выгнали из стаи, вот мы и скитались одни. Но я не помню ее
отчаяния или грусть, я помню только любовь, которая окружала меня,
пока она была жива. Как меня нашли соседи одну в запертой квартире,
я не помню, только, как в приюте социальный работник объяснял, что
маму не могут найти, и я пока поживу здесь. А потом меня забрала
тетя Сара и привезла в стаю.
Сказать, что мне здесь были не рады,
все равно, что промолчать. Как ни странно, но именно Морган помог
тете Саре оставить меня здесь против воли стаи и альфы. Собственно,
после того случая альфой и стал Морган. Меня разрешили оставить, но
это не изменило их отношения ко мне, к полукровке. Хуже всего, что
я была полукровкой от волчицы и человека, в таких союзах волки не
рождаются. Если бы было наоборот, то я родилась бы слабым волком,
но волком, и меня бы приняли. Наверное. А так старшее поколение
меня не замечало, кроме Моргана, тети Сары и Миры, но последней
просто часто приходилось меня лечить. Сломанные кости рук, ног,
ребра, один раз ключицы - вот она прелесть расти в компании
маленьких волчат. Если говорите, что дети жестокие и переходный
возраст - это ад, то подвиньтесь, жестокость волчат и переярков не
переплюнуть. Их было немного, но зато всем было дело до такого
уродца, как я. А Рид? Пожалуй, только Рид не нисходил сам до меня,
как подрастающий альфа, сын бывшего вожака, он был королем этих
придурков. Скажу вам так, помимо травли меня, игра в собачку
приобрело более яркий и показательный смысл. Представили? И никто
их не останавливал! Тетя боялась, что меня просто-таки прогонят, а
остальные жили и живут по принципу - выживает сильнейший.