И нечего тратить свои кровные на
идиотское хобби — собирание «культуры».
«За каким чёртом я это делаю? Кому
это нужно? Дед записывал Историю. А я — только идиотские басни и
мутировавшие слова».
Он насобирал таких целый словарик,
где были и «псаки» (собаки), и «большевик» (растение борщевик), и
«беляши» (белые грибы). Некоторых слов не поняли бы в соседнем
райцентре. В большинстве сёл большие жареные вареники с мясом
зовутся чебуреки, как в словаре, но где-то на Волге они уже
чебургены, а в одном глухом селе на Урале — даже чегевары. Во всём
этом были свои закономерности, но чтобы понять их, понадобится ещё
одна жизнь.
Жили и корявые слова с ложной
народной этимологией типа «распиратор» и тот же «колебаторный
прицел». Это было не удивительно, ведь в деревнях, да и среди
бродяг (а таких непривязанных к одному месту полудиких людей
появился целый слой) мало кто умел нормально писать и читать.
Поэтому многое передавалось устно. И искажалось вкривь и вкось. А
ещё в ходу у неграмотных были картинки. Он не раз видел на стенах в
заброшках такие пиктограммы. Например, старатели оставляли:
«Впереди опасность. Этот колодец отравлен. В городе волки. Я пошёл
туда-то» и так далее.
А ещё Саша коллекционировал частушки,
басни, песни. Новые, которые придумали после Войны. Может, чтобы
передать кому-то более сведущему в вопросах фольклора? Но пока он
такого не встретил.
Денисов посмотрел его записи,
похлопал по плечу, сдержанно посмеялся и сказал: «Собирай дальше.
Молодец. Ты как братья Гримм. Первый фольклорист и этнограф,
лингвист эры П. А. Послеатомной».
Бродяга, мародёр, барыга, как в
городе называли иногда не только тех, кто толкает «дурь», но и
любых торговцев. Наёмник. Немного жулик. Неудавшийся мститель.
Какой он, к чёрту, лингвист? Разве что… какая эпоха — такой и
собиратель её сказаний.
Словно в насмешку над Сашиной
биографией, попалась на пути доска объявлений на бывшей остановке
автобуса, где теперь расположилась небольшая барахолка. Днём здесь
не протолкнуться, но пока ещё народу было немного.
«Продаю хорошего
человека!». Вот тебе и Свободный Город. Хотя, право торговать
живым товаром или запродать себя — тоже своего рода свобода.
Ещё недавно невольников, говорят,
наказывали на площадях, пороли, приковав к столбу. Но магнаты
запретили это делать, потому что пролы ворчали и пару раз даже
нападали на палачей, когда те были без сопровождения. Хоть и
считали себя работники гораздо выше долговых холопов, но чем-то это
зрелище им не нравилось. Может, потому что сами часто получали по
хребтине. С тех пор пороли только в подвалах и в специальных
комнатах в мануфактурах. Ну и в покоях владельцев тоже.