Командир звена снял лыжи, вытряс в
сенях снег из валенок и уселся поближе к ещё горячей «походной
печке» из большой кастрюли, найденной здесь же. Топливом служили
сухие ветки. Дымоход был выведен в окно. Обычные печки тут были в
каждом доме, но Пустырник запретил их использовать, потому что дым
из труб выдал бы отряд всем желающим.
Семён тут же уснул, сидя.
Пару-тройку часов он может подремать. Потом проснётся сам, без
будильника. Похоже, его слабость была вызвана осложнениями после
недолеченной простуды. Тогда, в сентябре, во время преследования
«сахалинцев» возле Новокузнецка, каждая минута промедления угрожала
смертью пленникам из Кузбасса.
И если он попросил пару часов
отдыха, значит, реально валился с ног.
Пришлось рассказывать за него.
Конечно, главная роль тут была отведена косноязычному, но куда
более опытному и наблюдательному Волкову. Но иногда и Александр
вставлял слово-другое. В другое время Санька раздулся бы от
гордости от доверенной ему роли, но сейчас это чувство осталось
где-то далеко. Голос его был чуть хриплым от холода, когда он
оттарабанил вначале краткую суть:
— Это отставший арьергард. Их
человек семьдесят. Не местные. Приказов не получали почти три
недели. Радио у них сломалось, не могут его починить. Пьют и
местных обижают. Настроение у них на нуле. Говорят: «Нас
забыли».
— Не забыли. Ой, как не забыли, —
боец-ветеран Волков по кличке Колотун, с рукой, напоминающей
варежку из-за сросшихся пальцев, оскалился. Усмешка его щербатого
рта казалась зловещей. Но даже она не могла сравниться с тем
выражением, которое было в глазах у сына погибшего вождя. У того
взгляд был просто страшный, настолько он «не шёл» молодому парню,
который вдруг за несколько недель стал старше лет на
пятнадцать.
— Откуда сведения? — строго глядя на
них, спросил Пустырник. Командир отряда сидел на походном стуле и
докуривал папиросу из трофейного табака. Эту привычку вдыхать дурно
пахнущий дым Сашка и раньше за ним замечал, хотя его отец курил
больше — и такие штуки, и трубку. Впрочем, самосад нормально
вызревал далеко не каждый год.
— Допросили «языка», — объяснил
Волков.
— А что с ним потом сделали?
— Языковую колбасу, — ответил уже
Данилов.
В этом слове Сашка поставил
правильное ударение. Этому его научил дед. Правда, дед забыл
научить его резать живых людей ножом, как колбасу. Пришлось учиться
самому. Конечно, помог и Пустырник. Особенно в части верного
настроя.