Сашка попробовал закрыть глаза. Но
понял, что не уснёт. Мешал даже запах этого чужого помещения. Всё
здесь было не такое. Он вспомнил рассказ деда про поезда. Вот тут
было как в купе поезда. Всё временное. Не твоё.
— Ты чего не спишь? — услышал он
тихий голос над головой и узнал дядю Женю. — Отдыхал бы. Силы тебе
в бою понадобятся.
— Не спится.
Они вышли в сени, чтобы не мешать
спящим. Через мутное замёрзшее стекло видно, как прохаживается
снаружи часовой в меховой шапке. Из щели под входной дверью дуло.
На улице было холодно.
— А вообще… ты не передумал? — снова
заговорил Пустырник. — Отсюда ещё можно вернуться. Вечером… перед
наступлением… десять человек — обмороженных, раненых и просто…
передумавших поедут назад. А из Заринска завтра придёт партия с
пополнением и заменой.
— Издеваетесь? Да я жизнь отдам, чтоб
этих гадов уничтожить!
— Знаю. Но жизнь никто не может
отдать. Она у человека и так заемная. — Евгений Мищенко, командир
отряд «Йети», также известный всем жителям Прокопы как Пустырник,
был в душе философом. — А отдаём лишь годы. То есть решаем, куда их
потратить. Я понимаю, месть — это блюдо, которое надо подавать
голодным. Но будет у тебя, Саня, в жизни и много другого, помимо
этого похода… Не только месть. Кстати, а не пора ли нам пожрать?
Почти все уже поели. Короче, приходи.
Пустырник поправил свою вязаную шапку
таким же движением, каким поправлял раньше шляпу пчеловода из
плотной ткани, напоминавшую Сашке ковбойскую, и вышел во двор.
Данилов, успевший окончательно стряхнуть с себя дремоту и размять
конечности, направился вслед за дядей Женей.
«Какого чёрта он меня опекает? Я ему
сын, что ли? Или я похож на его первого сынка, который мелким умер?
Вот уж точно комплимент для меня. Хилый и слабый, как пятилетний
ребёнок. Тоже мне, мститель. Ворошиловский стрелок, блин!».
На улице пахло дымом, раздавались
голоса.
Маленький лагерь на территории
нескольких соседних дворов, заборы между которыми частично
повалились, жил своей жизнью. И хотя многие ещё оставались в домах,
некоторые бойцы вышли и сидели в кругу кто на деревянных скамьях,
кто на чурбаках, а кто и просто на корточках. Импровизированный
обед был в самом разгаре. От дороги их было не видно из-за
уцелевшего высокого дощатого забора — даже если б какой-то
вражеский лазутчик сюда забрался.