Адмирал замолчал, начал нервно покашливать, заложив руки за спину, постоял в раздумьи и продолжил:
– Кроме того, побаиваюсь, что в Омске меня посчитают за балтийца с опасно неустойчивыми политическими взглядами. Ведь многие в Екатеринбурге знали, что сын мой сражается на стороне большевиков. Мы, кажется, вам об этом еще не говорили?
– Нет, Анастасия Владимировна сказала мне об этом еще в санитарном поезде.
– Неужели? Дочурка у меня храбрая, ничего не скажешь. И как же вы приняли столь шокирующее нас известие?
– Скажу откровенно, сейчас даже не помню. На меня это известие не произвело особого впечатления. Мой отец тоже.
– Знаю, Вадим. Мне случайно рассказал об этом в Екатеринбурге золотопромышленник Вишневецкий. Он дружил с вашим отцом и буквально был потрясен, что тот отказался эвакуироваться, кажется, с древнейшего демидовского завода. Судьба отца вас не взволновала?
– Обожаемая мною мать воспитала меня считать любые поступки родителей правильными и не подлежащими сыновьему обсуждению. Но за судьбу отца волнуюсь только потому, что у него слишком твердый, негибкий характер. Молчалиным он ни перед кем расшаркиваться не станет.
– Да, да. Видите, как после Октябрьской революции просто решаются сложные проблемы отцов и детей. Но на все воля Всевышнего. Понять не могу, почему мне сегодня все время душно, видимо, будет гроза. Может быть, Вадим, выйдем с вами побродить по палубе?
– Я думаю, папа, сейчас для тебя будет прохладно. Ты и так кашляешь.
– Кашляю, Настенька, от табака. Кроме того, дочурка, ты уже убедилась, что на воде я выхожу из повиновения всех твоих забот и желаний. Чтобы не волновалась, накину шинель.
Муравьев, сняв с вешалки шинель, накинул ее на плечи адмиралу.
– В таком случае я тоже пойду с вами.
– Нет, доченька, разреши нам быть без тебя. Может начаться мужской разговор.
– Хорошо, папа.
– Конечно, недовольная моим отказом, ты сейчас завяжешь свои губы пышным бантиком?
Настенька, засмеявшись, ответила:
– Ошибаешься. Не завяжу. Хотя мне очень обидно, что не буду слышать ваш мужской разговор о происходящих событиях. Попробуй, папа, разуверить меня, что я не права?
– Права. Но мы идем с Вадимом вдвоем.
– А Миша?
– Будем рады, если у него есть желание прогуляться.
– Прошу меня извинить, нестерпимо болит голова…
Выйдя на пустынную палубу, адмирал и Муравьев молча обошли два круга. Адмирал, закурив, откашливался. На реке дул низовой ветер и воздух был влажным.