Сегодняшний вечер не был исключением. В сумеречном свете по
углам зала уже клубился полупьяный народ. Визг труб и голоса
музыкантов, чьи потные лица ярко блестели в свете софитов,
заглушали гомон толпы. Большинство оркестрантов, разодетых в
забавные старомодные смокинги, были чернокожими, и только над
ударной установкой торчал тощий белый парень, казавшийся в свете
красно-синих прожекторов ожившим мертвецом.
Как всегда в начале вечера шест для стриптиза пустовал.
Джим семафорил руками из дальнего конца зала.
– Наконец-то! – перекрывая шум, крикнул он. – Я уж решил,
придется отдуваться одному. Дамы все уши прожужжали – где этот твой
русский симпатяга?
– Думаю, ты бы легко справился и без меня. – улыбнулся Сергей. –
Поздравляю!
Он протянул подарок – коллекционный минидиск с подборкой
симфонической музыки.
– Ты, как всегда, оригинален, – принимая яркую коробочку, сказал
Джим. – Идем, познакомлю с компанией.
– Дамы и господа, имею честь представить своего друга. Это
Сергей. Тот самый человек-загадка, о котором вот уже третий месяц
шепчутся наши дамы.
– Очень рады, – пьяно улыбаясь, пропищала за всех светленькая
девочка в облегающем синем платье.
Сергей изобразил вежливую улыбку.
– Падай, братан, – чернявый, косящий на один глаз парнишка
подвинул ему стул. На плече его потертой кожаной куртки красовался
засаленный шеврон с эмблемой горных егерей – перечеркнутая красной
молнией снежная вершина. Обладателя эмблемы штормило.
– Примешь?
– Как полагается, – ответил Сергей.
Чернявый махнул рукой и официант поставил перед Сергеем высокий
стакан с жидкостью синего цвета.
– Выправка у тебя – блеск. Где служил?
– Да я, вообще–то...
– Вот за это и вдарим, – перебил его чернявый и жадно припал к
стакану. Затем пьяно рыгнул, и, глядя Сергею куда–то в переносицу,
выдал: – Знаешь, меня ведь тоже хорошо помотало…
Джим позвенел вилкой по стеклу, привлекая их внимание.
– Стас, все мы знаем, какой ты геройский парень, но все же дай
нашему гостю прийти в себя.
Чернявый качнулся всем корпусом, пытаясь сфокусировать взгляд на
говорящем, однако быстро сдался и уставившись в стакан,
пробормотал:
– Ишь, штафирки. Разожрались на гражданке...
На вид парнишке было лет девятнадцать–двадцать, и даже при самом
диком полете фантазии он никак не тянул на армейского ветерана.