Для завершения картины его укусил самый обыкновенный комар.
Местный колорит символизировала в основном некоторая разруха,
как физическая, так и метафизическая, наводящая на воспоминания о
российской глубинке. На улице, где жил дипломатический корпус, ямы
в асфальте были вполне по-нашему кое-как засыпаны битым кирпичом.
Зато соседний квартал — центр города, — сделал бы честь любому
азиатскому мегаполису. По застройке просто не поймешь, что ты в
бедной стране третьего мира, а по вывескам тем более. В офисных
зданиях кипела деловая жизнь, мимо ездили дорогие машины,
состоятельные граждане шлялись по магазинам, рекламы сверкали,
полиция бдила... Еще кварталом севернее обстановка уже считалась
как бы серединка на половинку, а соваться дальше не рекомендовалось
в принципе. Местное население могло похвастаться едва ли не
поголовным средним образованием, но работали эти образованцы мало и
редко, а в свободное время страдали фигней. В основном — бродили по
улицам и били друг другу морды, а чужакам еще и карманы
выворачивали. Цвет кожи не играл никакой роли: белых тут водилось
исчезающе мало, считались они своими в доску и были по сути такими
же раздолбаями. Правда, к ним по вековой привычке обращались «босс»
прежде, чем заехать в репу.
Единственным белым, способным пройти сквозь город пешком и не
нарваться на проблемы, считался русский консул Тёмкин, заслуженный
старый черт, давно разменявший восьмой десяток. Седовласый гигант с
безупречно прямой спиной и очень добрыми глазами вызывал у здешней
публики какое-то атавистическое благоговение. Некоторые, кто
постарше, вставали перед ним навытяжку и отдавали честь.
Почему так получалось, Леха хорошо понял сейчас, когда почтенный
дипломат, развалясь в шезлонге на заднем дворе консульства,
потчевал московских гостей напитками, а в отдалении двое
вооруженных африканцев самого что ни на есть зловещего вида
тихо-мирно трясли грушу.
Это было нормально. Просто нормально.
Сам Леха старался лишний раз не оглядываться на черную парочку —
она его нервировала. В организме просыпался неконтролируемый ужас
добычи, которую вот-вот сцапают и уестествят. Он чувствовал себя
идиотом, но ничего не мог поделать: неуютно ему было. Ну понятно же
по людоедским мордам: у них очень специальное представление о
ценности человеческой жизни. Леха однажды нечто подобное в Балашихе
встретил, еле ноги унес.