Германия Гитлера, с его утопическим и агрессивными расовыми
теориями, о которых становилось всё больше и больше известно,
угрожала всем.
Особенно возмущало Рузвельта то, что некоторые аспекты
американского расового разделения использовались в пропаганде
немцев. Хотя и с последующими широко известными немецкими выпадами
по поводу «засилья еврейского капитала» в США.
Известно было и о практических действиях немцев в России,
которые большевики старательно документировали и освещали в прессе,
используя в своей пропаганде. Некоторые территории, отбитые у
немцев в ходе контрнаступлений русских уже предоставили для неё
обильный материал в отношении зверств гитлеровской армии и частей
СС. Которые русские, в открытую, в прессе обвиняли во множестве
преступлений против человечности. Особенно тяжки были обвинения в
адрес германских концентрационных лагерей и их отношения к
советским военнопленным, и гражданскому населению, в частности к
евреям.
Это также была одна из тем, которых желал коснуться Рузвельт. И
отделить русскую военную пропаганду от истины. А точные ответы он
мог получить только у одного человека — Сталина. Как и по множеству
других, ещё более важных аспектов нового союза.
Обширная дипломатическая переписка, завязавшаяся между
Рузвельтом и Сталиным ещё до войны, хотя и не шла в сравнение по
объёму с таковой же с Черчиллем, дала обширную пищу для
размышлений. Но ничего не могло быть лучше личной встречи. И тех
вопросов, которые можно задавать, глядя в глаза собеседника.
И вот сегодня, разговаривая с своим доверенным лицом — Гарри
Гопкинсом, только что вернувшимся из СССР, он понял, что подобные
соображения взаимны.
За последний год наладивший хорошие отношения с главным
ответственным со стороны большевиков по ленд-лизу и иным, строго
деловым (товар-деньги/золото) сделкам — министром («наркомом» - в
большевистской терминологии) внешней торговли Анастасом Микояном,
откровенно восхищавшимся американскими промышленными достижениями
ещё с середины 30х (когда он побывал в США), Гопкинс, в свой
очередной визит в СССР, снова был принят в Кремле Сталиным.
- ..Но это не всё. Перед самым завершением встречи со мной,
господин Сталин высказал намерение.. скорее даже вполне официальное
предложение о крайней желательности личной встречи. Подобной той,
которая недавно была у Вас, господин Президент, с британским
Премьер-Министром..