– Я требую объяснений! – продолжал чадить Клим Росциус, прикрывая голое горло перчаткой. – Молчите?! Что ж, я не собираюсь подыгрывать глупости.
И на этом закончив эскападу, Клим вдруг бросился бегом назад по лыжне, в сторону оставленных машин. Первым кинулся вдогонку Карабан, за ним Билунов. Врач, прислонившись к стволу, закурил дрянную папироску и с надеждой ждал, что все это кончится конфузом. Он думал, что партийные сынки хотя и разошлись не на шутку, но у них не хватит пороху чувств, чтобы довести дуэль до конца.
Филипп первым догнал беглеца, сбил с ног, перевернул на спину и уселся на грудь.
– Не финти, Клим! Чистеньким хочешь остаться? Не выйдет. На вот, поешь говна, на! – И он пихал в ротик Росциуса кулак мерзлой земли.
– Дай эту суку мне, – Карабан, схвативши под мышки, поднял Билунова, а затем пинками заставил Клима подняться. Билунов в потоке эмоций ударил Карабана в зубы и разбил губы. Но тут же обнял его.
Клим в панике смотрел на остервеневших друзей.
– Дело не в Верке, – задыхался от погони Филипп, – дело том, кто мы? И не надо искать особых причин для ответа. Любое объяснение будет плохим или пошлым. Да, мы угодили в ловушку обстоятельств. Здесь ты прав. Но вся жизнь – ловушка, из которой надо выйти достойно. Ты ищешь причину, словно какую-то выгоду. Нет здесь никакой выгоды для нас, Клим. Нет! И я не собираюсь ничему учиться у жизни. У поганого здравого смысла. Дело проще: способны ли мы прожить ситуацию до конца? Да или нет! Третьего не дано. Мы ни черта не добьемся от судьбы, если будем рыться в ней в поисках выгоды. Не добьемся, если не будем готовы отдать за судьбу жизнь.
– Филипп, я не ищу выгоды. Я вижу, что все это смехотворно. – Росциус обдирал с губ комочки земли и отплевывался окровавленным льдом.
– Нет, искать причины – значит искать объяснимого смысла! А смысл – это выгода.
– Смехотворно и значит – бессмысленно.
– Смешно не это, Клим, смешно, как ты привязан к жизни. А значит, всегда будешь в рабстве. Смешно то, что ты, оказывается, раб! Я был о тебе лучшего мнения. Уходи. Мне рабы не нужны.
Пауза.
– Ты меня не убедил, но я остаюсь, – глухо промямлил Росциус.
– Учти, когда я его убью, ты должен стрелять наверняка.
– Я не промажу.
И они опять обнялись, как это могут только русские мальчики.
Пруссаков отрешенно наблюдал за друзьями, стоя у метки. Еще ничего не началось, а уже все четверо были тронуты кровью: алел порез на щеке Билунова, сочился красным прикушенный язык Пруссакова, подсыхал кровавый наст на ротике Росциуса, плевал розовой жижей в снег Карабан.