Цыбин направился к казарме. Моряки «тридцатки» сошли с машины и стояли кучкой, Манжула что-то им объяснял.
От казарм со двора, в одиночку и группами, к «тридцатке» стали собираться моряки. Сюда же перекочевал баянист. Закурили. Замелькали красные точки зажженных папирос.
– Ребята! – крикнул еще издали кто-то. – Новый комбат прибыл?
– Т-с-с… – зашикали на него.
– Кондратенко! – позвал его Манжула.
– А, это ты, друг непромокаемый! Дай пять. Пить, Манжула, привез?
– Хватит! – остановил его Манжула. – Комбат здесь…
– На грузовике?
– Т-с-с…
Букреев перепоясался, отряхнул и расправил на голове фуражку, подождал, пока Батраков расскажет Горбаню, куда снести чемодан и где ожидать их возвращения.
– Ну, поедемте, товарищ капитан, – сказал Батраков, окончив разговор с Горбанем.
– Итак, как Чацкий, «с корабля на бал»? – пошутил Букреев. – Может быть, погладимся, почистимся? Все же с дороги.
– Не успеем. Мы должны быть ровно в двадцать один час. В нашем распоряжении всего тридцать пять минут. А Мещеряков любит аккуратность.
В кузов прыгнул Манжула.
– Манжула тоже с нами? – спросил Букреев.
– Привыкайте, – ответил Батраков. – В морской пехоте вестовые чистое наказание. Глаз с тебя не спускают. Недаром Мещеряков называет их «телохранителями».
«Додж», раскачиваясь своим корпусом, катил теперь гораздо быстрее. Они ехали к городу по прямой дороге над обрывами. Кое-где встречались воронки и мохнатые черные кусты. Букреев молчал, стараясь собраться с мыслями и подготовить себя к волновавшей его встрече с Мещеряковым.
Контр-адмирал Мещеряков сравнительно недавно служил на Черном море. Почти все его подчиненные отзывались о нем одобрительно. В отношениях с подчиненными он умело сочетал разумную и твердую требовательность с человеческим отношением. Это, как известно, характеризует умных и дальновидных начальников. Никто не мог указать случаев, когда бы контр-адмирал не требовал безусловного выполнения приказания, но никто не мог пожаловаться, что приказание и тон, каким оно отдавалось, ущемляли личное достоинство человека.
Мещерякову было немногим больше сорока лет. Физические недуги не беспокоили его, поэтому он находился почти всегда в ровном расположении духа. Принимаемые им решения не зависели от состояния его нервов. Он был довольно образованным человеком и воспитанным офицером. Завистники находили, что он, часто посещая корабли и подразделения и запросто обращаясь с краснофлотцами, будто бы «завоевывал дешевый авторитет» в матросской среде. Однако ему было совершенно чуждо стремление к дешевой популярности среди подчиненных. Он просто не считал, – в отличие от некоторых других начальников, – что авторитет его может зависеть от редкого общения с подчиненными. Лишь такт и ум руководили им в отношениях с людьми.